Алексей Винокуров - Темные вершины [litres]

Главной слабостью «Коалиции», прорехой в ее неприступной броне был живущий на последнем этаже башни Чубакка Рыжий – его же есть сила, и слава, и деньги во веки веков. Чубакка иногда выходил на крышу и обозревал с головокружительной высоты подвластные ему городские пространства, и не просто обозревал – камлал, управлял стихиями, разгонял облака и поднимал бури. Именно в эти мгновения он становился уязвим, становился виден с чердака дома, стоявшего от него в трех километрах. С чердака, где сейчас сидел Приметливый.

Ну и что, что виден, скажете вы, как через человека, которого только видно в оптический прицел, войти в само здание?

Но в здание Приметливому и не было нужно. Его целью был сам Чубакка.

Чубакка Рыжий, непотопляемый, вечный при всех властях, Чубакка и нашим и вашим, Чубакка-душка, Чубакка, за которым последнее слово, – вот этого самого Чубакку готовился сейчас уничтожить бывший батальонный разведчик, капитан запаса Приметливый.

Уничтожить Чубакку – скажете вы и весело засмеетесь, – да разве это возможно? Чубакку, на которого покушались десятки, сотни раз, и все неудачно – такого человека уничтожить нельзя. Все враги Чубакки давно глодают землю в холодных могилах, загибаются в тюрьмах или едят горький хлеб изгнания в немыслимой дали – вот что такое подлинный Чубакка, а не просто рыжий хитрый взор, нечеловеческое обаяние и необозримая куча денег.

Уничтожить везунчика Чубакку, при котором пистолеты дают осечку, гранаты не взрываются, а яды теряют свою смертоносную силу? Уничтожить Чубакку, которого круглосуточно охраняют отборные псы из службы хранителей, подчиняющиеся лично ему и больше никому, даже базилевсу? Наконец, уничтожить Чубакку, за спиной которого стоит всемогущий Мышастый, распорядитель добра и зла, повелитель бабочек мрака, господин над жизнью и смертью?

И это не говоря уже о том, что между незадачливым убийцей и его рыжей жизнерадостной целью – два километра пустоты, исполненной бушующего ветра, от одного рывка которого любая пуля дрогнет, собьется, потеряет всю убойную силу. На что он рассчитывает сейчас, что за тайное, небывалое оружие лежит в его чехле, что за гиперболоид такой, если даже сверхнадежная, проверенная временем снайперская винтовка Драгунова берет прямым прицельным выстрелом не больше семисот метров? Да и откуда появится такой гиперболоид, если уже лет десять, как все огнестрельное оружие вплоть до охотничьих карабинов взято государством на строжайший учет?

Но, видно, Приметливый знал что-то особенное, что-то такое, чего не знаем мы, что-то, что позволяло ему не мучиться пустыми вопросами. Он явно был не Гамлет, Приметливый, не Макбет он был и даже не король Лир. Без трепета и рассуждений нагнулся бывший разведчик к виолончельному чехлу, вскрыл его и отодвинул в сторону замасленную оберточную бумагу.

Глазам его открылась СВЛК-14 С «Сумрак» – самая дальнобойная в мире снайперская винтовка. Даже и в разобранном состоянии она пугала, угрожала, наводила ужас – хоть отходную молитву читай. А уж если собрать ее, то даже воздух вокруг боязливо пятился, расступался, и в пустоте оставалась только она одна – чудовищная, длинная, протыкающая пространство и время, воплощенная смерть, такая же страшная и неотвратимая, хищная стрекоза Люцифера.

Спустя короткое время стрекоза эта в собранном виде уже стояла у ног Приметливого, и око ее – выпуклое, цветное, беспощадное – смотрело на крышу «Коалиции», туда, куда совсем скоро должен был подняться Чубакка Рыжий, по общему мнению, для ежеутреннего моциона, а на самом-то деле – умереть.

Он наклонился над винтовкой, чтобы установить ее в окне поудобнее, и из кармана его вылетел пожелтевший листок «Еженедельного обозрения». Листок этот он нашел у изголовья своего деда, когда, вернувшись из долгой командировки, обнаружил старика иссушенным и мертвым на сиротской своей, ветхой кровати…

С горьким чувством невосполнимой утраты Приметливый поднял упавший листок с заросшего пылью пола, на глаза ему попался заголовок «Кровавый заговор гипофизарных нанистов». Эту статью Приметливый помнил хорошо. Статья рассказывала, как тайная организация этих самых нанистов, или, говоря по-человечески, карликов спланировала покушение на базилевса, которое, к счастью, раскрыли и предотвратили наши доблестные хранители, да будет им служба судьбою. Имелась тут даже фотография наниста – главного вдохновителя заговора. Длинное тельце, короткие кривые ножки, куцые, совсем не приспособленные для заговоров ручки, приподнятые, судорожно зажатые плечи и крупная печальная голова, откуда с детским удивлением смотрели припухлые, нечеловечески большие глаза. Наниста было жалко и не хотелось верить, что такой небольшой человек способен желать зла базилевсу – да будет он велик и долог…

Дикие страсти разгорелись в социальных сетях после этой статьи.

Наиболее рьяные патриоты проклинали коварных карликов, требуя поголовно кастрировать их и сослать на необитаемые острова в северных морях; другие, более гуманные, утверждали, что во всем виноват цирк, где служили заговорщики, а в заговор их втянули помимо своей воли; третьи доподлинно знали, что никаких гипофизарных нанистов в природе не существует, карлики – лишь прикрытие для пятой колонны, всюду мечтающей нагадить и навести свои порядки.

Но не ради нанистов, пусть и трижды гипофизарных, хранил Приметливый газету, нет. На листке этом желтом, на оборотной стороне была маленькая заметка о том, что начиная со следующего месяца пенсионные выплаты отменяются вплоть до особого распоряжения правительства. Заметка эта была жирно выделена фломастером, да так и осталась на тумбочке возле дедовой постели, где ее и нашел Приметливый, вернувшись после шестимесячной командировки.

Дедушка его стал не единственной жертвой пенсионной реформы. Многие одинокие старики тихо умерли в своих квартирах от голода и холода: даже за коммунальные услуги платить им было нечем, и квартиры их отключали от воды и отопления, а некоторых даже выгоняли на улицу.

Впрочем, не все пенсионеры расстались с жизнью легко. Некоторые постояли за себя, взбунтовались, приспособились даже: сидели с шапкой вдоль дорог, собирали милостыню по поездам с гармошками, воровали в магазинах еду. Наиболее находчивые просто ложились под окнами жилых домов и дико кричали во весь голос – до тех пор, пока им не давали чего-нибудь, лишь бы наконец умолкли.

Но дед был гордый: ни воровать, ни просить милостыню он не решился и умер от истощения в собственной постели. И хотя пенсионный эксперимент признали удачным, серьезно разгрузившим бюджет, но закон о выплатах все-таки отменили, пенсии вернули назад, хоть и поурезанными немного. Однако деду это было уже все равно, дед до этого не дожил.