Алексей Винокуров - Темные вершины [litres]

Лифт все-таки докарабкался до нужного этажа, несколько секунд стоял, словно раздумывая, выпускать ли пассажира. Наконец смилостивился, открыл дверь – всего одну из двух, но и на том спасибо.

Буш выскользнул на лестничную клетку, сделал два шага, оказался в предбаннике, отыскал взглядом знакомую обшарпанную дверь, номер 38. Волновался он сейчас, как первоклассник. Когда они виделись со старым хирургом в последний раз? Наверное, когда Буш завел свой собственный кабинет – пришел тогда хвастаться, не удержался. Как там дядя Коля, жив ли, в ясном ли уме, вспомнит ли его вообще?

Он надавил на звонок. Ждал минуту, другую, снова звонил, снова ждал – все без толку.

Когда уже совсем отчаялся, хотел уходить – заскрежетал засов, дверь приоткрылась. Буш растерянно заморгал глазами: вместо дяди Коли на него настороженно смотрел дворник-гастарбайтер… Как же его – Сухроб, не Сухроб…

– Чӣ лозим?

Буш напрягся, вспоминая уроки иностранного языка в школе, ничего не вспомнил, махнул рукой.

– Доктор дома?

В глазах Сухроба мелькнул страх.

– Дар хона касе нест, – сказал он и прикрыл дверь, в щель теперь торчал только узкий желтый нос. Кто-то еще мелькнул в щели, замаячил второй таджик.

– А когда вернется? – спросил Буш.

Таджики бурно заговорили между собой, голоса их дрожали от страха и возбуждения.

– Когда будет? – повторил он громче, думая, что его не расслышали, не поняли.

– Никогда, – наконец ответил второй. – Умер доктор, мурд, понимаешь?

Он вздрогнул – и тут покойник. В голову пришла дикая мысль, что хранители первыми добрались до доктора, взяли под руки, увели… Но если так, почему в квартире гастарбайтеры, кто их пустил?

– Давно умер? – спросил Буш осторожно.

– Моҳҳои пеш, – отвечал второй. – Месяц уже как.

Буш вздохнул с облегчением. Месяц назад он еще был во дворце, значит, хранители ни при чем.

Однако что же делать дальше? Не возвращаться же, в самом деле, обратно.

– А можно мне тут побыть немного? – проговорил он, заискивая слегка. – Я друг доктора, вы же меня знаете.

Таджики даже совещаться не стали, замахали руками в ужасе:

– Нельзя, нельзя!

И захлопнули дверь – чтобы не спросил еще что-нибудь такое же страшное.

В растерянности Буш стоял перед дверью. Как же хваленое восточное гостеприимство, на худой конец – простая человечность? Или азиаты так долго у нас живут, что забыли и про гостеприимство, и про человечность, не лучше местных теперь будут…

Буш очнулся, пришел в себя. Безжизненное белесое электричество от ламп дневного света заполняло пространство, мигало перед глазами, постукивало в висках: «умрешь – не умрешь, умрешь – не умрешь…».

Надо куда-то идти, не стоять же до второго пришествия. Но куда идти? В гостиницу его не пустят, документов нет. Может, обратно, в Москву? Но в Москве его и подавно никто не ждет, ни единая душа, если не считать Коршуна, но Коршун ведь скрылся неведомо куда, чтобы не подставлять его, Буша.

Минуты тикали, отсчитывая уходящую вечность, на улице в сырых и темных своих обносках топталась ночь, заглядывала в сердце глухими глазами. И он решился, да, он решился…

Когда Буш думал про себя, что нет у него в запасе плана «Б», он лукавил. План «Б» всегда есть, просто не хотел о нем вспоминать, надеялся, что обойдется. В принципе, план «Б» всегда имеется у любого, потому что Бог, если он есть, дал всем свободу воли, а если его нет, то и подавно делай что хочешь. Каждый человек перед лицом безысходности может призвать себе на помощь вечность и верную ее слугу смерть – равнодушную, тысячеликую, блаженно-страшную. Она придет, она обступит… о, она не промахнется, только повод дай!

Но Буш не хотел смерти, смерть у него была в плане «В» или даже еще дальше, как судьба распорядится. Не хотел он также и возвращения во дворец, на драконовый трон базилевса, это было еще похуже смерти.

Его план «Б» был совсем простой – Валерий Витальевич Кантришвили, грузин, авторитет и сын отечества. Тот самый Кантришвили, который и сам когда-то хотел его усыновить, дать ему свое родовое имя, деньги и всю финансовую империю. Но так уж вышло, что империя ему в руки отошла не финансовая, а самая настоящая. А Кантришвили стушевался, скрылся до времени за туманными горизонтами того самого отечества, которого был он верный сын.

Это был план не самый лучший, но другого сейчас у него не имелось. Буш вытащил мобильник – перед побегом из дворца Коршун дал ему, сказал, что симка серая, что по ней его не отследят – и набрал домашний телефон Грузина.

Некоторое время никто не подходил, потом трубку все-таки взяли.

– Алло? – сказал хмурый голос, Буш узнал Аслана, верного телохранителя Кантришвили.

– Аслан, привет, – проговорил он. – Это Буш, доктор, помнишь меня?

– Максим?! – Голос железного охранника дрогнул. – Ты где сейчас?

– Я тут, недалеко. Позови к трубке Валерия Витальевича, пожалуйста…

Секунду трубка молчала, потом заговорила:

– Хозяин не может подойти, ты где? Я приеду за тобой, заберу.

Буш секунду колебался. Аслан знал, что Буша забрали во дворец, и, может быть, догадывался, зачем. Не настучит ли он хранителям?

С другой стороны, Аслан предан Кантришвили и вряд ли играет за две стороны одновременно… В конце концов, волков бояться – в лес не ходить. Да и другого выхода все равно не было. И Буш назвал адрес.

Повесив трубку, задумался на миг – ждать тут или выйти на улицу? Решил на улицу, там ночь, а темнота всякому беглецу – мать родная и отец тоже.

На улице все было по-прежнему: мрачно и смутно. Сырость висела в воздухе, не развеивалась, но и на землю дождем пролиться не могла. Буш не стал стоять у подъезда, куда с трудом, но доставал все-таки рассеянный свет фонаря, прошел вдоль стены, слился во мраке с ее серым боком, сам себя уже не мог разглядеть, не говоря про остальной мир.

Спустя минуту, шелестя шинами, к подъезду подкатил небольшой крытый фургон, какие развозят по домам мебель. Инстинктивно Буш вжался в стену, чем-то ему этот фургон не понравился. Но тревога оказалась ложной: постояв минуту и ничего не выстояв, фургон поехал дальше по своим делам, завернул за угол.

Спустя еще пару минут из-за угла вышел невысокий худощавый человек, лица его в темноте было не разобрать, подошел к подъезду, набрал код, дверь открылась, и он исчез в дурно пахнущих глубинах дома.

Напряжение не оставляло Буша. Интуиция его обострилась, как у загнанного зверя, ему казалось, что и фургон, и худощавый тут не просто так. Хотя даже если гастарбайтеры позвонили хранителям, не могли те так скоро быть на месте. Нет-нет, нечего запугивать себя призраками, надо успокоиться и терпеливо ждать. По его расчетам, Аслан должен быть на месте минут через двадцать, не позже…