Элиф Шафак - 10 минут 38 секунд в этом странном мире [litres]

– Брось! Если ты накуришься, какая от этого польза? – Налан приподняла брови. – К тому же сигарету видно за несколько километров. Почему, как ты думаешь, солдатам на поле боя запрещается курить?

– Бог мой, мы же не на войне! А как же твой фонарь? Неужели враг увидит мой косячок, а не твой луч света?

– Я направляю его к земле, – возразила Налан и осветила фонарем ближайшую могилу, чтобы доказать свою правоту.

Вдруг, задевая крыльями их головы, рванула прочь испуганная летучая мышь.

– Хорошо. – Саботаж загасил косячок. – Теперь ты довольна?

Они зигзагами обходили доски с номерами и шишковатые деревья и потели, несмотря на прохладу, понимая, что здесь они незваные гости. Все испытывали напряжение и нервозность. Папоротник и чертополох терлись об их ноги, осенние листья поскрипывали под обувью. Сапог Налан застрял в корне дерева. Она пошатнулась, пытаясь удержать равновесие.

– У, черт!

– Не сквернословь! – напомнила Зейнаб-122. – Тебя могут услышать джинны. Они живут в туннелях под могилами.

– Возможно, сейчас не самое подходящее время для этих подробностей, – сказала Хюмейра.

– Я вовсе не пыталась напугать вас, – скорбно поглядела на нее Зейнаб-122. – Ты, например, знаешь, что делать, если наткнешься на джинна? Правило номер один: не паникуй. Номер два: не беги, они быстрее нас. И номер три: не глумись над ним – или над ней, – у джиннов женского рода характер еще хуже.

– А вот в этом я нисколько не сомневаюсь, – отозвалась Налан.

– А есть ли правило номер четыре? – поинтересовалась Джамиля.

– Да… не позволяй им себя очаровать. Джинны – большие мастера маскировки.

Налан фыркнула, а потом осадила себя:

– Прости.

– Это правда, – не унималась Зейнаб-122. – Если вы читали Коран, сами знаете. Джинн может принять любое обличье – человека, зверя, растения, минерала… Видите вон то дерево? Вы считаете, что это дерево, а это, возможно, дух.

Хюмейра, Джамиля и Саботаж украдкой взглянули на бук, о котором шла речь. С виду он выглядел старым и самым обычным – узловатый ствол и ветви, казавшиеся столь же безжизненными, сколь и окружающие могилы. Но если приглядеться как следует, возможно, он и правда испускает особую энергию, обладает неземной аурой.

Налан, которая продолжала невозмутимо идти вперед, немного замедлила темп и бросила взгляд через плечо:

– Хватит! Прекрати их пугать.

– Я стараюсь быть полезной, – с вызовом проговорила Зейнаб-122.

«Даже если вся эта чушь на самом деле правда, зачем грузить людей информацией, которую им некуда применить?» – хотела было сказать Налан, но воздержалась. По ее мнению, люди напоминают соколов: у тех есть умение и возможности для полета в небо, где можно быть свободными, легкими и ничем не связанными, однако порой птицы тоже живут в неволе – под нажимом или по собственной воле.

Живя в Анатолии, Налан вблизи наблюдала, как соколы сидят на плечах своих хозяев и послушно ждут следующей команды или очередного лакомства. Свист соколятника – звук, заканчивающий свободу. А еще она видела, как на этих величавых хищников надевали клобучок, чтобы они не боялись. Видеть – значит знать, а знать – страшно. Каждый соколятник уверен: чем меньше видит его птица, тем она спокойнее.

Но под этим клобучком не существует направлений – небо и земля сливаются в единую полосу из черной парусины. Немного успокоившийся сокол все равно нервничает, потому что удар может обрушиться в любой момент. Теперь, спустя годы, Налан казалось, что религия – равно как и власть, деньги, идеология и политика – действует точно как этот клобучок. Все суеверия, пророчества и веры словно лишают человека зрения, держат его под контролем, а в глубине души настолько сильно ослабляют его самооценку, что он начинает бояться всего, буквально всего.

Но это не про нее. Пристально вглядываясь в паутину, которая, словно ртуть, поблескивала в свете фонаря, она в очередной раз отметила про себя, что лучше ни во что не верить. Ни в религию, ни в идеологию. Она, Ностальгия Налан, никогда не позволит завязать себе глаза.

Очутившись в уголке, где тропинка снова была видна, друзья остановились. Здесь номера могил казались случайными, и понять порядок было невозможно. В скользящем луче своего фонаря Налан читала вслух:

– Семь тысяч сорок, семь тысяч двадцать четыре, семь тысяч сорок восемь…

Она нахмурилась, словно подозревая, что кто-то над ней посмеялся. Она никогда не разбиралась в математике. Да и в других предметах тоже, если честно. До сих пор ей то и дело снилось, что она снова в школе. Она видела себя маленьким мальчиком, одетым в уродливую форму, с очень коротко остриженными волосами, учитель бил ее перед всем классом за орфографические ошибки и незнание грамматики. В те времена понятие «дислексия» еще не вошло в словарь повседневной деревенской лексики, а потому ни учитель, ни директор не проявляли к Налан никакого сочувствия.

– Ты в порядке? – спросила Зейнаб-122.

– Разумеется, – собралась Налан.

– Эти доски очень странные, – пробормотала Хюмейра. – Куда нам теперь?

– Может, вы останетесь здесь? А я пойду посмотрю, – предложила Налан.

– Может быть, кто-то еще с тобой пойдет? – встревожилась Джамиля.

Налан отмахнулась. Ей нужно немного побыть одной и собраться с мыслями. Вынув из внутреннего кармана куртки фляжку, она подкрепилась щедрым глотком. Затем передала фляжку Хюмейре – единственному человеку в этой компании, кто мог употреблять алкоголь.

– Попробуй, но только осторожно.

С этими словами она удалилась.

Без фонаря четверо друзей остались в темноте, да и луна в этот момент спряталась за тучей. Они сгрудились теснее.

– Вы отдаете себе отчет, что обычно это так и начинается, – пробормотала Хюмейра. – Я имею в виду, в фильмах. Кто-то уходит от остальных, и его жестоко убивают. Это случается всего в нескольких метрах от других, но они, разумеется, не знают об этом. Затем еще кто-то уходит – и снова погибает…

– Расслабься, мы не умрем, – успокоила ее Зейнаб-122.

Хюмейра, несмотря на принятое успокоительное, начинала нервничать, а вот Саботаж чувствовал себя и того хуже.

– А та выпивка, что она дала тебе… Может, попробуем по глотку?

Хюмейра засомневалась:

– Ты ведь знаешь: когда ты выпиваешь, это катастрофа.

– Но это в обычный день, а сегодня ночью особый случай. Девочки, я же рассказал вам про мужчин из моего рода. Конкретно этого места я не боюсь. А вот от мысли о смерти у меня кровь стынет в жилах.

– Может, тебе лучше косячок покурить? – услужливо предложила Джамиля.

– Нету больше. Как я пойду дальше в таком состоянии? И как буду раскапывать могилу?

Хюмейра и Зейнаб-122 переглянулись. Джамиля пожала плечами.