Владимир Гурвич - В долине смертной тени [Эпидемия]

— Я не знаю. Я даже думаю, что это не суть важно, был ли бес в тебе или нет. Послушай, моя девочка, — задумчиво произнесла она, — я с самого детства мечтала стать врачом. И, как ты знаешь, стала и даже защитила кандидатскую диссертацию. Поверь, это был действительно научный труд, я посвятила ему пять лет своей жизни. Я свято верила, что медицина способна вылечить многие тяжелые заболевания. Но вот пришел этот ужасный вирус — и оказалось, что никто ничего о нем толком не знает, что никаких методик лечения его нет. Вся огромная медицинская наука, на которую тратятся во всем мире гигантские средства, оказалась беспомощной. Мы словно вернулись на сто лет, а может и на все двести назад. Вот ты меня спрашиваешь — верю ли я в изгнание бесов? И я тебе честно отвечаю: еще неделю, ну может две недели назад, я бы твердо ответила: не верю, считаю эту практику сродни мракобесию. Но сейчас я на многое меняю воззрение. Нет, это не совсем так, точнее, я отказываюсь от многих привычных представлений. И в первую очередь в наши знания о происходящем. А коли так, почему бы не быть и бесам, почему они не могут вселяться в нас и разрушать наши души и тела. Вирусы могут, а они нет, как-то не логично. Вот мой ответ на твой вопрос.

— Я поняла тебя, мама. Спасибо, что ты мне так подробно все объяснила. — На губах Ренаты впервые за последнее время появилось нечто подобие улыбки.

— Ты не ответила, откажешься ли ты от наркотиков? — напомнила Софья Георгиевна.

Лоб Ренаты покрылся складками.

— Я сейчас ничего не знаю, но я постараюсь. — Рената задумалась. — Понимаешь, в чем дело, мне надо найти что-то, что их заменит. А я не знаю, что.

Софья Георгиевна ощутила немного остывшую было тревогу.

— Рената, ты же занимаешься пением, все признают твой талант. Разве это не может быть тем самым занятием, что отобьет у тебя желание принимать наркотики?

Девушка опустила вниз голову.

— Мне нравится петь, — тихо произнесла она, — но пение не заполняет меня всю. Мне иногда даже кажется, что это не совсем то, что мне нужно.

— Что же тогда?

— Если бы я знала, я бы этим и занималась, мама. Меня преследует чувство: все, что я делаю, я по-настоящему делать не хочу. Или могу от этого отказаться — и не буду ощущать сильной потери.

— Может, тебе выйти замуж, родить ребенка; это целиком тебя поглотит.

— Я думала об этом, но нет человека, за которого мне хочется выйти замуж.

— Но за тобой же ухаживало несколько парней. Неужели ни один?

— Ни один, — подтвердила Рената.

Софья Георгиевна невольно вздохнула. И что за злой рок преследует ее девочку?

— Ты еще встретишь, — обнадежила она. — Главное, не сорваться и снова не подсесть на эту гадость.

— Я сама больше этого не хочу.

— Вот и замечательно. Постарайся сейчас уснуть, обряд отнял у тебя много сил. Вот увидишь, вечером ты почувствуешь себя совсем другой.

— Хорошо, мама, — покорно согласилась Рената.

— В таком случае, я пойду. — Софья Георгиевна встала и направилась к выходу их комнаты. Перед дверью она вдруг остановилась. — Знаешь, Рената, не стоит никому говорить о том, что тут было. Пусть об этом знают только я, ты и папа. — Она вышла.

Ратманов долго мучился от своей неспособности принять решение. Но когда он вышел из каминного зала после разговора с братом, то вдруг отчетливо ощутил, что, наконец, сделал свой выбор. Он поедет улаживать проблему, несмотря на огромную опасность подхватить заразу.

Ратманов не мог не признать того факта, что принять решение ему помог Алексей. Без разговора с ним он бы все так же продолжал мучиться от неопределенности. И, как ни странно, брат не оставил ему выбора. Если Алексей способен на такие поступки, то и он просто обязан их совершать. Иначе будет чувствовать себя по сравнению с ним неполноценной личностью. А вот этого он никак не может допустить. Их поединок еще только начинается, и будет становиться все ожесточеннее. И он, Михаил Ратманов, победит лишь в том случае, если на его стороне окажется моральное превосходство. Он уже предвидит, что это будет непримиримая борьба двух личностей. Вверх одержит в ней тот, кто сумеет продемонстрировать более сильные индивидуальные качества. И прояви он сейчас трусость, это означало бы его поражение.

Неожиданно Ратманов даже почувствовал облегчение. Пусть он сильно рискует, но зато сможет преодолеть свою слабость, показать в первую очередь самому себе, что он сильная, достойная личность. Да и деньги сохранит и даже не исключено, что приумножит. Что тоже немаловажно.

Он набрал номер своего водителя. Тот сильно удивился, узнав голос шефа. И еще больше — когда тот приказал ему приехать в дом, чтобы отвезти его по нужному адресу. Шофер явно не желал этого делать, он отнекивался под предлогом той опасности, которая представляет эта поездка.

Но Ратманов пригрозил ему, что уволит, если не выполнит его приказ. Он отлично знал, как сильно дорожили шоферы работой в Администрации президента — и место престижное и зарплата достойная. «Хорошо, я приеду, — сдался водитель».

Ратманов быстрым шагом направился в свой кабинет. Нужно было срочно подготовить ряд документов, иначе его опасная поездка может оказаться бесполезной. А времени оставалось мало; в связи с эпидемией дороги свободны. А это означает, что водитель доберется до его дома менее чем за час. Если он, Ратманов, не успеет, все сделать, будет крайне печально. Повторить такую вылазку во второй раз он уж точно не осмелится.

Прошло уже несколько часов, а Соланж все сидела за компьютером и что-то читала. Святослав все чаще бросал в ее сторону удивленные взгляды. Наконец, он не выдержал, подошел к ней и заглянул в ноутбук. То, что он увидел, удивило его, на мониторе он обнаружил статьи про Россию.

— Зачем это тебе? — поинтересовался он.

Соланж подняла на него глаза.

— Я нахожусь сейчас в твоей стране и хочу как можно больше узнать о ней. Нет, даже не так, не просто узнать, а понять. На мой взгляд, она очень необычная.

— Что-то я не замечал раньше такого интереса. Когда мы тобой почти месяц провели в Габоне, не припомню, чтобы ты сильно интересовалась этим государством.

— Это другое. Мы тогда просто путешествовали, решили ощутить экзотику, а тут мы застряли из-за эпидемии.

— И какая, в сущности, разница? Экзотика, эпидемия, что это меняет?

— Для тебя, возможно, ничего не меняет, а для меня — многое.

— А мне кажется, что твой неожиданно вспыхнувший интерес связан с другой причиной.

— И с какой?

— С Алексеем. И только скажи, что я не прав.

— Да, в том числе и с ним, — подтвердила Соланж, выключая ноутбук. — Но меня заинтересовала твоя страна сама по себе. Я прочла сегодня не меньше десятка материалов и немного поняла. Вы какие-то уж очень малопонятные. Такое чувство, что у вас все не так, как у нас. А ты не желаешь мне ничего объяснять.