Владимир Гурвич - В долине смертной тени [Эпидемия]

Дверь отворилась, и в зал заглянул Азаров. Он с удивлением сначала посмотрел на то, что осталось от дорого хрустального бокала, затем перевел взгляд на брата.

— Михаил, что тут произошло? — удивленно поинтересовался он. — Это твоих рук дело, — кивнул он на рассыпанные по полу осколки.

— Ты видишь тут еще кого-то, — буркнул Ратманов.

— У тебя что-то случилось? — Азаров прошел в зал и сел рядом с Михаилом. — С Софьей Георгиевной, с Виталием, с Ренатой?

Только сейчас Ратманов вспомнил, что, возможно, в эти минуты этот полусумасшедший священник изгоняет из дочери бесов. Будет ужасно, если Алексей проведает об этом.

— С ними все в порядке, — сказал Ратманов. — С какого времени тебя беспокоят члены моей семьи?

— Они мои родственники.

— Подумаешь, родственники, — фыркнул Ратманов. — Можно подумать, что тебя заботит их судьба. Только не ври.

— В какой-то степени, — пожал плечами Азаров. — Вот хотел бы узнать, что с тобой? — покосился он на осколки бокала. — Я знаю тебя, ты не станешь без причины бить дорогую посуду. Значит, есть для этого веский повод.

— Причина есть для всего, — процедил Ратманов. Ему хотелось, чтобы брат немедленно ушел, и одновременно, чтобы остался. Психологически тяжело все держать в себе. А тут, какое никакое, а общение.

— Вот и я о том. Так в чем причина, Михаил? Что тебя гложет? Вроде бы ты и все твои близкие в безопасности. В такой момент, как сейчас, разве не это самое важное?

Неожиданно Ратманов наклонился к нему.

— А ты знаешь, что никогда нельзя быть до конца уверенным, что самое важное. Утром ты еще считал, что одно, а к обеду выясняется, что совсем другое.

— Согласен, так бывает. Помню, где-то год назад мне надо было встретить жену, которая прилетала из-за границы. А у меня, как на грех, машина не завелась. И я жутко опаздывал, тем более, Интернет показывал, что повсюду огромные пробки. Я невероятно волновался, что не смогу приехать в аэропорт вовремя. А тут появляется наряд полиции, и меня задерживают. И через час я уже сижу в камере. И теперь меня заботит совсем другое — как из нее выбраться?

— Зачем ты мне это рассказал?

— Чтобы показать, как в мире все относительно. Сегодня ты на коне, а завтра — уже под его копытами. Я заметил, что большинство судьбоносных перемен происходят совершенно внезапно, их нельзя предвидеть. Это такая игра судьбы с нами.

Слова брата заставили Михаила Ратманова вздрогнуть. Очень не хочется это признавать, но тут Алексей прав, он, Ратманов, может даже не заметить, как окажется совсем в иной реальности.

— Скажи, а как ты противостоишь таким внезапным ударам судьбы? — спросил Ратманов.

— Ты хочешь это знать?

— А зачем тогда спросил, — раздраженно произнес Ратманов.

Азаров несколько озадаченно посмотрел на него.

— Я давно решил для себя: в такие моменты идти навстречу судьбе. Если она, к примеру, ведет меня в тюрьму, значит, мне туда и нужно. Почему, это выяснится потом, а пока надо следовать зову.

— И что? — Ратманов не спускал глаз с брата.

— В большинстве случаев я убеждаюсь, что так и надо было поступить. Сначала бывает страшно, а потом выясняется, что не все так ужасно. Да и последующий результат оказывается для меня полезным.

— В чем?

— Например, каждая отсидка прибавляет мне немалое число сторонников. А для меня это важно. Я становлюсь более известным в мире, а это усложняет для твоей власти борьбу со мной. Разве не так, Миша?

Но Ратманов не обратил внимания на этот выпад, ему было просто не до того.

— Значит, иными словами надо рисковать?

— Надо, Миша, надо. Без риска вообще ничего не получится. Это я тебе, как борец с режимом говорю. Все, что я сумел сделать, только благодаря тому, что все время что-то ставлю на кон. Поэтому и жена ушла, не выдержала напряжения.

Но Ратманову было сейчас не до семейных дел брата. Он думал совсем об ином.

— И ты не боишься, что рискуя, можешь не просто проиграть, но и потерять все, вплоть до жизни?

— Разве этого можно не бояться. Просто есть два типа людей: одни способны преодолеть свой страх, а других он парализует. И эти уж точно рано или поздно все проиграют.

— Ты прав, на сто процентов прав! — вдруг воскликнул Ратманов. — Делай, что должен, и будь, что будет. Так, кажется, Наполеон говорил.

— По-моему, это было что-то вроде его девиза, — подтвердил Азаров.

— Ты мне здорово помог, Алексей. За это проси, что хочешь, только не сейчас, а как-нибудь потом. Ну и в пределах разумного. Членом твоей организации я не стану. И сливать тебе компромат — тоже.

— Вот уж на что я точно не рассчитываю.

— И правильно, — кивнул головой Ратманов. — А сейчас, прости, мне нужно срочно тебя оставить. Хочешь, допей бутылку, это отличное вино. Между прочим, стоит триста евро.

— Я подумаю, — немного удивленный поведением брата, произнес Азаров.

— Подумай, — сказал Ратманов и стремительно вышел из зала.

Рената открыла глаза и увидела склоненное над ней лицо матери. Несколько мгновений она смотрела на него.

— Что со мной? — спросила девушка.

— Ты была без сознания, — ответила Софья Георгиевна.

— Без сознания? — удивилась Рената. — И долго?

— Минут пятнадцать, не меньше.

Рената задумалась.

— Это плохо, что я потеряла сознание? — поинтересовалась она.

— Не знаю, Рената. Отец Варлам сказал, что после такого обряда это случается нередко. Скажи, что ты чувствуешь?

Рената сосредоточилась на своих ощущениях.

— Я ничего не чувствую.

— Этого не может быть! — не поверила Софья Георгиевна.

— Я, конечно, что-то чувствую, но не могу понять, что же именно. — Некоторое время она молчала. — Мама, ты веришь, что из меня вышел бес? Может, ты даже видела его?

— Я ничего не видела, кроме того, что ты содрогнулась всем телом и потеряла сознание. Мы с отцом Варламом тебя перенесли на кровать. Вернее, это сделал он.

— А где отец Варлам?

— Ушел. Он сказал, что сделал свое дело, и больше ты в нем не нуждаешься.

— Это хорошо, что он ушел.

— Он тебя пугает? — спросила Софья Георгиевна.

— Да, — подтвердила Рената. — Мне кажется, он всех нас ненавидит. И считает, что в каждом из нас сидит бес.

— Это не так, он нас любит, но по своему, — попыталась как можно мягче возразить Софья Георгиевна. — У него свой взгляд на все, что сегодня происходит в мире. Он считает, что пандемия — это расплата за грехи. Впрочем, мы уже с тобой говорили об этом. Но сейчас важно другое, как ты будешь дальше себя вести?

— А как я должна?

— Раз и навсегда покончить с кокаином, — решительно произнесла Софья Георгиевна. — И тогда бес в тебя ни за что не вселится.

— Ты, в самом деле, веришь, что внутри меня сидел бес?

Софья Георгиевна молчала довольно долго.