Юрий Поляков - Совдетство

– Меч-кладенец тебе дадут! – пошутил Иван Дмитриевич. – Только пуп, смотри, не сорви! Отставить смехи! Три круга бегом, а потом разминка! Я пока гостя провожу.

Записаться в мушкетерши никто не захотел, наверное, из-за того, что на следующий урок пришла тренерша с талией, как у песочных часов, села прямо перед нами на смертельный шпагат (это когда ноги расходятся не ножницами, а циркулем), потом она заложила правую ногу за левое ухо и стала в таком положении звать девчонок в секцию художественной гимнастики, чтобы завоевать столько же медалей, сколько Лариса Латынина и Полина Астахова. Одноклассницы как с ума посходили и пытались на переменах тоже делать шпагат, но только зря порвали резинки на чулках. Я, кстати, в детском саду ходил в байковом лифчике, к которому резинками, оканчивающимися специальными «крокодильчиками», крепились чулки. Морока, доложу вам, та еще, особенно если опаздываешь.

– В армии из нарядов вылезать не будешь, копуша! – качал головой отец, глядя, как я мучаюсь с непослушными «крокодильчиками».

Мы же с Петькой Кузнецовым через неделю поехали на Стромынку (это рядом с Сокольниками) и сразу заметили: на остановке вместе с нами из трамвая вышли крепкие ребята со спортивными сумками, из которых торчали клинки, замотанные тряпочками, чтобы случайно не поранить пассажиров. В спортзале пахло по`том, слышались скрежет железа и топот ног. Люди в белых стеганых нагрудниках и сетчатых масках «стражались» на совесть. Одни, наскакивая друг на друга, рубились с плеча, как настоящие мушкетеры. Другие аккуратно вращали шпагами, словно старались обвести соперника вокруг клинка. Старшеклассник, сидевший рядом с нами на низкой скамейке, объяснил: рубятся саблисты, а вертят клинками – рапиристы, но есть еще и шпажисты – среднее между ними, нам тоже предстоит выбрать вид оружия.

– Прямо сейчас?

– Нет, потом. Сейчас из вас будут людей делать.

Пришел знакомый тренер, он уже не улыбался, а был строг и озабочен:

– Откуда?

– Из 348-й…

– А-а, от Ивана Дмитриевича. Посмотрим, посмотрим… Идите в раздевалку, а потом на разминку.

Когда мы вернулись в трусах и майках, он благосклонно посмотрел на крепкого Петьку, а на меня – с сожалением.

– М-да, с ОФП у тебя, парень, не очень.

– С чем?

– Общей физической подготовкой. Ладно – не всем быть чемпионами. Главное не победа, а участие. За дело!

Школьная разминка по сравнению с тем, что нам пришлось вынести в секции фехтования, это – детский сад, но особенно тяжело давался «гусиный шаг». На следующий день я едва добрел до школы, болела каждая мышца, даже сильней, чем в тот раз, когда я упрыгался через веревочку с Шурой Казаковой. Хотелось бросить фехтование раз и навсегда, но силы, чтобы продолжать муку, мне давала лучезарная мечта: вот я легкой походкой иду на остановку 45-го трамвая, на перекрестке встречаю Шуру, она с удивлением смотрит на обмотанный тряпицей клинок, торчащий из моей сумки, и спрашивает

– А ты куда?

– На тренировку, – с ленцой в голосе отвечаю я.

– Это шпага?

– Нет, эспадрон.

– Что-о?

– Сабля.

– А можно потрогать?

– Только осторожно!

Вскоре тренер показал нам главную позицию фехтовальщика. Это только со стороны кажется, будто ничего сложного: правая рука с воображаемым клинком выставлена вперед, левая изогнута над головой, будто ты хочешь почесать себе макушку. Ступни строго под прямым углом друг к другу, ноги полусогнуты и пружинят. Три шага вперед – выпад. Три шага назад – защита. Просто? А вовсе и нет! Тренер, морщась, подходил, поправлял руку, ударом ноги снова и снова разворачивал мои ступни под правильным углом, ругая за неповоротливость. Зато Петьку он постоянно хвалил, особенно когда дошло дело до двойных выпадов:

– Ну, Кузнецов, если так пойдет, глядишь, и рапиру тебе можно доверить!

– Я хотел эспадрон.

– Нет, Петр, тебя как специально для рапиры слепили.

– А я?

– А тебе, Полуяков, пока только шваброй махать. Это разве стойка? Корпус надо строго боком держать, и левая нога опять у тебя гуляет неизвестно где. Работай, жертва природы!

На третий месяц я забросил фехтование ввиду полной бесперспективности. Петька тоже перебежал в секцию легкой атлетики. Уж очень здорово Марк Григорьевич из «Буревестника», придя к нам на урок, про пятиборье рассказывал.

Но когда мы смастерили шпаги и стали «стражаться», скромные навыки, полученные в секции, мне очень пригодились, и я, с усмешкой поглядывая на неумеек, показательно вставал в правильную позицию, изогнув левую руку над головой, точно знак вопроса, откуда, мол, берутся такие недоделанные мушкетеры? Самодельную шпагу я тоже сжимал по всем правилам: ладонь повернута вверх, пальцы упираются изнутри в гарду, а конец рукояти плотно лежит на запястье. Так учил тренер.

…И вот настал тот роковой вечер. Прочие «гвардейцы» были побеждены, и мы остались один на один с Ренатом.

– Защищайтесь, сударь!

– К вашим услугам, мсье!

А тут как раз подоспела и Дина Гапоненко, которой папа разрешил с нами играть, но только в качестве «королевы». Подозреваю, она это условие сама придумала, так как из-за незначительного роста другой возможности стать Анной Австрийской у нее просто было, зато очень хотелось. Все девчонки мечтают стать королевами!

Но главное, главное… С Шуриного второго этажа открывался отличный вид на пустырь. Сделав уроки и получив послабление, она распахнула створки и, положив подушку на подоконник, с интересом наблюдала за нашей дуэлью. Приосанившись и стараясь сохранять стойку, я ловко парировал несколько неумелых ударов «Рошфора», а затем сделал идеальный глубокий выпад, целясь ему в живот и наблюдая исподтишка за Констанцией в монастырском окне. Но тут раздался жуткий вопль: «Ай, мой глаз! У-у-у!» Ренат отбросил шпагу, схватился за лицо, упал и стал кататься по земле, ругаясь по-татарски.

Только потом я сообразил, что же случилось. «Стражаясь», Ренат и прежде иногда внезапно приседал, чтобы нанести неожиданный удар снизу. Именно это он и сделал в момент моего выпада, а я из-за полутьмы и Шуры в окне вовремя не заметил…

На крик из пристройки высыпала вся бесчисленная семья Билялетдиновых. Тетя Гюзель завизжала, завыла, бросилась перед сыном на колени и пыталась оторвать его руки от лица, чтобы понять, цел ли глаз. Сестры и братья Рената орали так, словно их резали. Примчался, потрясая метлой, дядя Амир в длинном брезентовом фартуке. Он кричал:

– Кто сделал? Сейчас зарежу! Стой там! Иди сюда!

Шурина рама явно по команде Алевтины Ивановны с треском захлопнулась: кому же хочется быть свидетелем по делу о лишении зрения ребенка? Никому. «Анна Австрийская» исчезла, точно ее похитил и умчал в Англию влюбленный герцог Бекингэм. «Мушкетеры» и «гвардейцы» сначала оцепенели от ужаса, а потом тоже растаяли во мраке.