Али Смит - Лето

Дэниэл в темноте удивляется.

Он никогда не замечал, чтобы отец беззаботно надеялся.

В этот раз все по-другому. Англия уже – другая страна, – говорит отец. – На первый план выходит лучшее, что в ней есть. Знаю, знаю, нагнетание, не без того. Вечно все эти разговоры насчет пятой колонны, что катается как сыр в масле, наденьте на них на всех ошейники, интернируйте всех, все немцы – вражеские агенты и так далее.

Но в парламенте говорит миссис Рэтбоун [30] Элеанора Флоренс Рэтбоун (1872–1946) – британский политик, была независимым членом парламента, выступала за семейные пособия и права женщин. . В парламенте говорит епископ Чичестерский. Мистер Веджвуд [31] Полковник Джозайя Клемент Веджвуд , 1-й барон Веджвуд (1872–1943) – британский либеральный и лейбористский политик при правительстве Джеймса Рамсея Макдональда. , молодой мистер Фут, очень многие, хотя дело пахнет нападением, хотя они сами в подвешенном состоянии, они все равно находят время поговорить в парламенте о нас . И мистер Фут, он сказал, что они просчитались, ведь мы так сильно ненавидим нацистов и так много знаем, у нас особые навыки и мы могли бы сформировать подпольную армию, сражаться за Англию, приносить, черт возьми, пользу. В прежние времена никто такого не говорил. Все было совсем по-другому. Теперь они знают о справедливости, и зачем идти на войну, и что случается, когда идешь. Знают о том, что газеты лгут за деньги. Знают, что невинных людей в тюрьму не сажают. Британцы – беспристрастные. Они практичные. Сдержанные. Они не ребячливые. Теперь они спокойные, цивилизованные. Они все исправят. Мы выберемся отсюда очень скоро. Вот увидишь, что я не ошибаюсь.

Отец оказался прав.

Дэниэл добрался домой в конце января 1941 года. Отец получил документы об освобождении в это же время.

Они вернулись в Стейнинг, как раз успели обрезать к весне розы. Дэниэл прошел еще один медосмотр, на этот раз все было чисто, поступил на службу: британский подданный, так что никаких проблем – королевские ВМС.

Отец умер тем же летом. Дэниэл был уже в море.

Уэйкфилд? – говорит соседская дочь. – Где выросла Барбара Хепуорт? [32] Барбара Хепуорт (1903–1975) – британский скульптор-абстракционист. Упоминается в романе Али Смит «Осень». Художница, изваявшая ваш камень?

Дэниэл открывает глаза в другой стране, в оранжерее.

Соседская дочь имеет в виду то, что осталось от скульптурного эскиза матери и ребенка.

Женщина, с которой он однажды переспал, украла «ребенка». Просто забрала его, прикарманила, много лет назад.

Но «мать» осталась у него, так что он не возражал. Хоть камень и стал непродажным. Что было как раз хорошо. В смысле, когда Дэниэл продал все остальное, этот он сохранил. Отлично. Дэниэл очень его любит.

Он напрягается, пытаясь вспомнить, где значок. В его спальне в

(Дэниэл напрягается, пытаясь вспомнить, где сейчас находится)

в этом доме, соседском доме, на книжном шкафу.

Бог с ним, – говорит Дэниэл. – Ты случайно не видела здесь где-нибудь пестрой металлической штучки?

Металлической штучки? – говорит соседская дочь.

С изображением пловчихи, – говорит он. – Она вот так держит у головы бокал.

Дэниэл поднимает руку сбоку над головой и подносит к уху пустую чайную чашку. Залихватски. Соседская дочь смеется.

Нет, – говорит она. – Точно не видела. А что это?

За все те годы, что мы знакомы, – говорит он, – ты когда-нибудь видела где-нибудь на мне или в моем доме плоскую металлическую штучку – значок с изображением девочки, девочки-пловчихи?

Если и видела, то не помню, – говорит соседская дочь.

Маленькая штучка, – говорит Дэниэл. – Бог с ней. Кто-то теряет…

Он ждет, пока соседская дочь снова углубится в свою книгу.

Затем украдкой проверяет пол вокруг ног, ощупывает тапочками – нет ли под ними чего-нибудь.

Как-то чудесным летним утром в столовой к Дэниэлу подходит мужчина. Этого самого мужчину Дэниэл видел по прибытии в порт Дугласа, этот самый мужчина шагал впереди него во время перехода, этот самый мужчина крикнул сержанту о том, что мужчина перед ним слишком стар и не может идти быстрее.

Он представляется: мистер Ульман. Фред.

В нем есть что-то очень официальное, чинное. У Дэниэла даже язык не поворачивается назвать его Фредом.

Мистер Ульман говорит, он слышал, что молодой мистер Глюк – носитель английского языка, а также понимает по-немецки.

Родился здесь, – говорит Дэниэл, – потом укатил, до шести лет говорил только по-немецки. После этого – только по-английски. Моему немецкому «я» – всего-навсего шесть лет.

Я интересуюсь переводами, – говорит мужчина, – и тем, как все они неожиданно проговаривают разные вещи, пытаясь сказать одно и то же. Мне хочется думать, что благодаря своим двуязычным навыкам вы представляете интересный случай. Я собираю различные версии вот этой небольшой строфы.

Он дает ему четверостишие на немецком, написанное от руки на клочке очень красивой толстой бумаги – такой бумага была раньше.

Моя бабушка любила его повторять, – говорит мистер Ульман. – Я хотел бы услышать его на вашем английском.

Дэниэл читает.

Он берет маленький огрызок карандаша, оставленный для бухгалтерских счетов, подтачивает его ножом. Пишет на листе туалетной бумаги. Что-то зачеркивает.

Переписывает все целиком и зачеркивает черновик.

Пришлось изменить схему рифмовки, и я допустил непростительную грамматическую вольность, – говорит он. – Первый блин.

Мистер Ульман читает:

Для начала хорошо! – говорит мистер Ульман.

Вид у него довольный.

Вряд ли бы Гейне с вами согласился, – говорит Дэниэл.

Да вы еще и Гейне узнали, – говорит мистер Ульман. – Несмотря на все свое английское образование.

У меня сестра – немка, – говорит Дэниэл. – Так что вы думаете? Вам это пригодится?

Мне нравится, – говорит мистер Ульман. – Очень нравится. Отлично. Спасибо вам.

Возможно, взамен, мистер Ульман, – говорит Дэниэл, – вы одолжите мне три листа такой же бумаги, как та, на которой написан ваш Гейне? Я говорю «одолжите» и обещаю, что верну вам три таких же листа или даже лучше, как только они у меня появятся. После войны. Я не забуду.

Мистер Ульман распахивает от удивления глаза.

Дэниэл кладет на стойку тюбик зубной пасты. (Зубная паста, как и шоколад, – ценная вещь.)

А это вам подарок, – говорит он. – Ладно?

Мистер Ульман старый, минимум сорок. Он один из художников, подписавших письмо, которое они собираются отправить журналистам. Копия передается по лагерю. «СЭР, мы, нижеподписавшиеся художники, живописцы и скульпторы, в настоящее время интернированные в лагере Хатчинсон, Дуглас, О.М., хотели бы срочно обратиться ко всем британским коллегам и друзьям. Как всем прекрасно известно, мы покинули свои жилища и страны, поскольку мы сами, а также наша работа подвергались там огромной опасности. Мы приехали в Англию, поскольку верили, что здесь…»