Али Смит - Лето

Мы не знаем, есть ли в этом старом рассказе их отца хоть доля правды, – сказала Грейс.

Это правда , – сказала дочь. – Бабуля нам рассказывала.

От этого она не становится правдивой, – сказала Грейс, – ну, или правдивее большинства семейных преданий. Так вот, когда Саша родилась, их отец настоял, чтобы ее назвали в честь его матери, и кто я такая, чтобы спорить? Потрясающий рассказ. Еще это означало, что я могла выбрать имя Роберту.

И меня не назвали в честь кого-то другого, – сказал сын.

Просто я хотела освободить тебя от всякого подтекста, – сказала Грейс.

Это не просто выдумка, – сказала дочь. – Это правда.

У нас есть все ее скрипки, – сказал сын. – Просто все они лежат в шкафчике. Никто на них не играет. Никто не умеет. Их пять – в скрипичных футлярах. Будто гробы для скрипок. Никто никогда их не вынимает. Никто на них даже больше не смотрит.

Есть одна вообще малюсенькая, – сказала дочь. – Мы думаем, это ее первая, когда она была еще ребенком в сороковых, называется «четвертная». Всего-навсего вот такого размерчика.

Еще меньше, – сказал сын.

Грейс решила сменить тему и подначить Артура по поводу девушки.

Я думала, вы проделали весь этот путь, чтобы познакомиться с человеком, который знал вашу мать, а не для того, чтобы знакомиться с девушками, – сказала Грейс.

Под конец старик, кажется, уже не мог вспомнить матери Артура. Но взял Артура за руку, держал ее и не хотел отпускать, так и заснул, держась за нее, и Артур, рассказала им позже Шарлотта, оставался с ним еще с полчаса, ну а потом все они встретились за ужином несколько часов спустя.

Я не хотел его будить, – сказал Артур.

Вы не хотели уходить от этой девушки Элизавет, – сказала Грейс.

Шарлотта обняла его за плечи и поцеловала в щеку.

Совершенно верно, – сказала она.

Значит, так и есть, – сказала Грейс. – Вы действительно не против, чтобы он вот так вот смотрел на другую женщину. Выходит, вы действительно не вместе.

Нет, они не вместе, – сказал сын.

Это мы уже проходили, – сказал Артур. – Теперь стало гораздо лучше.

Я не следила бы за тем, на кого он там смотрит, даже если бы мы были вместе, – сказала Шарлотта. – Люди влюбляются…

Да, – сказал сын. – Влюбляются.

Этого нельзя отрицать, – сказала Шарлотта. – Да, наверное, и незачем.

Как бы мне хотелось вернуться в молодость, – сказала Грейс.

Так вот, Артур мне сейчас как брат, – сказала Шарлотта.

Бедненькая, – сказала дочь.

Это правда, она мне как сестра, – сказал Артур.

Бедненький, – сказал сын.

Жизнь коротка, – сказала Грейс. – Молодость проходит. Вам хорошо. Я вам завидую. У вас еще вся жизнь впереди. Вы должны ценить каждую минуту. Ведь не успеешь и глазом моргнуть, как все пройдет, а время назад не воротишь.

Простите, Грейс, – сказала Шарлотта с улыбкой, – но, по-моему, это ерунда. Я верю, что мы проживаем собственную жизнь с полной отдачей, в каком бы возрасте это ни выпало нам на долю. В этом вся суть.

Ах, как наивно, – сказала Грейс. – Я тоже была когда-то молодой и верила в подобное.

Вы и сейчас не старая, Грейс, – сказала Шарлотта.

Теперь уже Шарлотта, так назойливо повторявшая ее имя, показалась Грейс слегка высокомерной.

А кто знал о том, что в Англии во время последней войны интернировали людей? – сказала в ответ Грейс.

Я, – сказал сын.

Ты не знал, – сказала сестра.

Знал, – сказал сын. – Я знал .

Я так думаю, если они были немцами, – сказала Шарлотта. – Так было нужно. Ради всеобщей безопасности.

У папы в его военной коллекции есть марки, – сказал сын. – Остров Мэн.

Тебе не нравится твое блюдо, Роберт? – сказала Грейс.

Просто есть не очень хочется, – сказал сын.

Что ты хочешь взамен? – сказала Шарлотта. – Можно за тебя попросить?

Шарлотта подозвала рукой официанта.

Я хочу симбиоз, – сказал сын.

Вряд ли у них есть это в меню, – сказала дочь.

Шагая на следующий день по городу, Грейс улыбается. Умная у нее дочь.

Ее умная дочь заметила, что камень в углу стариковской комнаты и впрямь поразительно похож на камень, который носил с собой Артур. И когда Артур открыл сумку, достал оттуда камень, чтобы отдать его старику, рассказал, что мать просила об этом в своем завещании, и положил его на кровать, старик посмотрел на камень и сказал что-то бредовое:

«этот камень – ребенок», – сказала Грейс вчера за ужином. – Какая странная фраза…

Нет, – перебила дочь. – Он не это сказал. Он сказал: «Вы вернули ребенка».

Женщина по имени Элизавет попросила Артура передать камень ей. Она поместила его в выемку скульптуры, стоявшей у мужчины в спальне.

Там он реально классно смотрится, – сказала дочь.

«Скульптура была подлинная, – сказала им женщина, когда старик вздремнул, – художницы Барбары Хепуорт». Грейс это показалось неправдоподобным. Разве у стариков просто так валяются скульптуры Барбары Хепуорт?

Но когда Грейс легла спать, она не могла избавиться от мысли об этом куске камня. Возможно, это и есть искусство? То, что загадочным образом запечатлевается в сознании, а ты и сама не знаешь почему. Эти два камня и правда хорошо смотрелись вместе: один – изогнутый и с отверстием, а другой – идеальной шарообразной формы.

Когда Грейс шагала теперь по тротуару, перед глазами стоял образ.

Это было лицо ее матери, но словно превращенное в слепок. Посмертный или прижизненный? Ни то ни другое. Слепок лица ее матери по ту сторону жизни и смерти, по ту сторону радости и печали, живого и вместе с тем мертвого – нет, вовсе не мертвого, ничего мертвого в нем не было, даже близко. У него были правильные, безупречные черты и контуры. Кожа как живая, волосы отброшены назад с почивающего лба, и лицо было высечено из камня. Рядом с ним каменный слепок поменьше – лицо самой четырнадцатилетней Грейс, в том возрасте, когда умерла ее мать, с таким лицом Грейс подожгла кресло в гостиной своего дома, кресло своей недавно умершей матери. Пока Грейс шагала по тротуару, оба эти лица с пустыми взглядами висели бок о бок.

Грейс встряхнула головой, стряхнула себя обратно в собственную биографию, которой могла хоть немного управлять.

Грейс отправилась на поиски кладбища. Она побывала там как-то летом.

Прошла мимо здания с киноафишей на стене.

«Тропы славы» [58] « Тропы славы » (Paths of Glory) – американский черно-белый антивоенный кинофильм о событиях Первой мировой, снятый в 1957 г. в окрестностях мюнхенского дворцового комплекса Шлясхайм Стэнли Кубриком. .

Афиша бросилась ей в глаза, поскольку это был старый кинотеатр. Тот самый старый кинотеатр…

и в этот момент ее воспоминание, о котором она даже не подозревала, вскрылось у нее в голове, точно росток, вскрывший скорлупу зеленого семечка…