Джеймс Гулд-Борн - Что мы знаем друг о друге

— А вообще, — он помахал руками, показывая, как болтается футболка, — нет ли каких-нибудь вещей, из которых Юрий уже вырос?

Уилл пришел домой всего на несколько минут позже Дэнни. Тот только успел сменить футболку с Angry Birds на собственную, когда услышал, как открылась и закрылась входная дверь.

— Привет, приятель! — воскликнул Дэнни, высунувшись из спальни. Уилл и Мо как раз появились в гостиной. — Ой, привет, Мо.

— Здравствуйте, мистер Малули. Как работа?

— Работа? — не понял Дэнни: со дня увольнения никто не задавал ему этого вопроса. — Ах да, работа! На стройке. Где я работаю. Все здорово, спасибо. Ну не прям здорово… нормально. Довольно тухло, если вдуматься. Постоянно копаю, ношу всякое и… Ты останешься на ужин? Мы будем очень рады.

— Спасибо, мистер Малули, но, если вы не против, мы с Уиллом пойдем ужинать ко мне. Только пару игр возьмем.

— Ясно, — отозвался Дэнни.

Он испытал облегчение, потому что в холодильнике осталась только банка фасоли и несколько картофельных вафель, но почувствовал и укол разочарования: вечер предстояло провести без Уилла. Пусть они с сыном почти не разговаривали, но тихий ужин вдвоем все равно был главной радостью его дня.

Уилл запихнул в рюкзак несколько видеоигр и подтолкнул Мо к двери.

— До свидания, мистер Малули.

— Пока, Мо. Развлекайся, Уилл.

Дэнни провожал их взглядом, пока дети не скрылись из виду. Уилл так и не обернулся.

Закинув костюм панды в стиральную машинку, Дэнни щедро налил туда геля и выбрал адский трехчасовой режим: Лиз использовала его редко, когда Уилл был помладше и с наслаждением катался в такой грязи, в которую даже собаки не рискнули бы сунуться. По окончании цикла Дэнни с опаской понюхал костюм. Стало чуть лучше, но пах он, наверное, так же, как дикий медведь после спячки. Дэнни принялся поливать мех освежителем воздуха, пока не онемел палец, а затем стал искать, куда спрятать костюм. Вешать его в гардероб было нельзя — иначе провоняла бы остальная одежда. Вместо этого Дэнни водрузил костюм на распахнутую створку шкафа, так что груда меха оказалась в узком пространстве между дверцей и стеной, возле открытого окна.

Вконец измотанный после такого долгого и насыщенного дня, Дэнни упал в кресло и медленно потер лицо. Почувствовав, что за ним наблюдают, он повернулся к Лиз, глядевшей на него с фотографии на кофейном столике. Дэнни улыбнулся в ответ.

— Господи, Лиз, что я творю?

Дэнни не хотелось без лицензии возвращаться в парк, где его ждали разгневанные родители и их пинающиеся злобные гномы, поэтому на следующий день он остался дома.

Вдохновленный разговором с Тимом, он решил набросать список вещей, за которые ему могли бы платить. Десять минут спустя лист все еще оставался девственно чистым. Тогда Дэнни принялся составлять перечень того, что делать не умел.

Он не владел музыкальными инструментами, это точно. Времени учиться тоже не было. Он мог бы, пожалуй, освоить треугольник, на котором немного играл в школьном оркестре, — пока учитель не рассудил, что это слишком хорошо для Дэнни, и не вручил ему игрушечную свистульку. Но даже если он был мастером игры на треугольнике, Моцартом металла и ударником-виртуозом, он сильно сомневался, соберет ли толпу панда, стучащая по согнутому кусочку прута на веревочке, как бы круто она это ни делала.

Дэнни ничего не знал и о фокусах, хотя его отец провернул трюк с исчезновением покруче Дэвида Копперфилда. Но, как и любой уважающий себя иллюзионист, он не раскрыл секрета и не вернулся выступить на бис. Что касается жонглирования, то Дэнни и бабочку не мог поймать, не говоря уже о кеглях, теннисных мячиках, огромных орехах или какие там еще предметы люди подбрасывали и ловили забавы ради. Однако и это удавалось ему лучше, чем танцы — слово, которое он дважды подчеркнул и сопроводил несколькими восклицательными знаками.

Они с Лиз были во многом похожи. Оба спали в носках; обоим нравилась паста «Мармайт» [5] «Мармайт» — соленая паста из дрожжевого экстракта, которую обычно намазывают на тосты. Прим. пер. ; оба наизусть знали песню из заставки ситкома «Принц из Беверли-Хиллз»; оба с радостью пригласили бы Пирса Моргана [6] Пирс Морган — британский журналист и телеведущий, был редактором многих таблоидов, в том числе газеты The Sun. Прим. пер. на званый ужин, чтобы отравить; но в вопросе танцев они были как небо и земля. Лиз могла танцевать под любую музыку. Поп. Классику. Панк. Транс. Регги. Кантри. Даже под построк, хотя Дэнни считал это чем-то из области фантастики. Мама Лиз говорила, что дочь научилась танцевать раньше, чем ходить: так естественно она двигалась. Ее с ранних лет отдали в балетную школу, но четкие границы пришлись Лиз не по нраву. Ей не хватало терпения и дисциплинированности, чтобы танцевать по чужим правилам. Чем больше правил, тем меньше веселья, а если нет веселья — это уже не танцы, а выступление. Этого Лиз совершенно не хотела, а потому забросила занятия и устроилась в местную начальную школу помощницей учителя на полставки. В глубине души Дэнни уважал это решение, хотя и знал, какой редкий и яркий дар она загубила.

Он понял, как талантлива Лиз, впервые встретив ее. Их общая подруга Кэти, которая в итоге вышла замуж за удивительно несимпатичного тучного мужчину, умудрившегося, несмотря на свои недостатки, завести как минимум три интрижки, пригласила Лиз на школьную дискотеку. Тот вечер надолго запомнился всем присутствовавшим уже потому, что кто-то и впрямь танцевал. Подростки ходили на дискотеки не ради танцев, а затем, чтобы кого-нибудь облапать, попытаться облапать или хотя бы сделать вид, будто лапают, а потом растрезвонить об этом одноклассникам. Танцпол для всех был как чудаковатый дядюшка на дне рождения: без него не обходится ни один праздник, но все старательно его избегают. Все, кроме Лиз, естественно. Пока другие копошились в темноте или притворялись захмелевшими с одного глотка принесенного кем-то коктейля «Бакарди Бризер», Лиз зажигала на танцполе к вящей радости диджея, чей труд иначе остался бы напрасным. Когда же музыка стихла и учителя отправили детей по домам, чтобы наконец повеселиться самим, Лиз, Дэнни и их друг Стью пошли к Кэти: ее родители уехали на все выходные. Четверо подростков выпили найденную в дальнем углу бара бутылку анисового бренди. В результате Кэти уснула, упав лицом в клумбу; Стью наутро обнаружил в кармане два своих зуба; а Дэнни и Лиз проснулись вместе — в обнимку и полностью одетые. Они не помнили, как так вышло, но совершенно не хотели отпускать друг друга.

Насколько естественно на танцполе смотрелась его покойная жена, настолько противоестественно — сам Дэнни. У него была всего одна проблема: отсутствие чувства ритма. Он слышал мелодию и мог качать головой в такт, но стоило подключить другие конечности, как все шло наперекосяк. Руки и ноги выходили из-под контроля — беспорядочно били и хлестали воздух. Они не следовали музыке и не слушались даже Дэнни, а подчинялись одному лишь богу дрянных танцев — безжалостной сущности, задобрить которую можно было единственным способом: публично принеся в жертву собственное достоинство. Короче говоря, на танцпол Дэнни ступил бы только в том случае, если бы все вокруг было объято огнем.