Лоран Гунель - Я обещаю тебе свободу

— Подождите, я вернусь через десять минут, — бросил он таксисту. — А потом отвезете меня на Лионский вокзал.

— Идет.

Профессионалка была свободна. Он поспешил за ней по лестнице на последний этаж, в комнату с одуряющим запахом.

— Никаких стонов и криков. Веди себя тихо, — сказал он, пока она раздевалась.

— Да знаю, знаю.

Четверть часа спустя он вернулся в такси, потный и раздосадованный. Не сработало. Девчонка все перепробовала, никакого эффекта. Полный провал.

Его мысли занимало другое. Из головы не выходил образ Ширдун. Эта неуловимая женщина сводила его с ума. Она казалась способной на все, в ней соединялись достоинства и недостатки, присущие самым разным женщинам. Эта загадка не давала ему спокойно спать. Рядом с Сибиллой он чувствовал себя скучным, абсолютно предсказуемым, похожим на каменную статую. Пора было признать: она завладела его рассудком. Только сейчас он понял, что днем и ночью думал исключительно о ней, об этой уникальной, многогранной женщине, которая во всем превосходила его.

Это абсолютно выбило его из колеи. Впервые в жизни он чувствовал нечто подобное и не понимал, как быть.

Такси высадило его на вокзале. Поздно вечером поезд с громким скрежетом колес остановился в бывшей столице Галлии. Раффо направился прямиком в отель.

Всю ночь ему снилась Сибилла Ширдун.

Утром он пришел к тревожному выводу: он влюбился. От такой мысли ему стало не по себе. Разве не он повторял себе всю жизнь: «Интеллект всегда побеждает чувства»? Ну вот, пришел его черед стать идиотом.

И как ни странно, этот факт его нисколько не испугал.

Клик.

Я нажала кнопку «Стоп» на диктофоне.

Тишина, казалось, заполнила все просторное помещение под крышей.

Оскар Фирмен даже не отвел взгляд. Его ничуть не смущало происходящее.

Я тоже старалась сохранять спокойствие.

— Ну? Что вы на это скажете?

Он не спешил отвечать. Неторопливо взяв стакан воды со столика у кресла, он медленно сделал глоток.

Я не отставала:

— Чем вы объясните эти гадкие слова?

Он снова, так же неторопливо, как в первый раз, выпил воды.

— Приход ребенка в мир сопровождается глубокой травмой — травмой сепарации. Существо, которое пребывало в слиянии с матерью, внезапно оказывается отрезанным от нее. Как и на других жизненных этапах, само по себе это изменение позитивно, но проходить через него сложно…

Я молчала.

— Как я уже говорил, характер — это способ понять мир, приспособиться к нему, объяснить происходящее вокруг и поведение людей и, наконец, найти свою манеру жить и выработать определенное поведение.

Я опять промолчала.

— Поскольку приход ребенка в мир — событие травматичное, неудивительно, что в основе формирующегося характера лежит глубокая тоска, что-то вроде иррационального страха. Никто не знает, в чем причина этого. Некоторые считают, что ребенок бессознательно интерпретирует сепарацию с матерью как наказание, как следствие его неидеальности, к исправлению которой он будет стремиться всю жизнь. Но пока это лишь гипотеза, в такой тонкой сфере невозможно говорить о чем-то с уверенностью. Как бы то ни было, каждый характер строится вокруг присущей ему иллюзии. Эта тоска является стержнем, на который наслаиваются особенности, достоинства и недостатки человека.

Фирмен замолчал. Я долго всматривалась в него, прежде чем открыть рот. Он даже не пытался оправдываться. Казалось, ему и правда не в чем было себя упрекнуть.

— Значит, ваши слова на записи — это одна из тех иллюзий? И вы встроили ее в мой характер?

Он кивнул.

— А в предыдущие разы были другие иллюзии?

— Существует девять типов характера. У каждого свой стержень.

— Меня бесит сама мысль о том, что вы запрограммировали меня на такую гадость.

— Заместив ту, что была у вас до этого…

— У меня нет оснований верить вам.

Он пожал плечами и глубоко вздохнул, как бы показывая, что он тут ни при чем.

— Однако это так.

Я чувствовала себя птицей, запертой в клетке. У меня отобрали остатки свободы.

— Уберите это! Уберите все страхи, тревоги и иллюзии, из-за которых я страдаю.

Он грустно улыбнулся:

— Их гораздо проще заменить, чем убрать…

— Я не хочу никакого страдания в глубине души. Я хочу… чтобы внутри ничего не было прописано. Я хочу сама выбирать, во что верить, чего бояться и о чем тревожиться.

— Мы не выбираем, во что верить, чего бояться и о чем тревожиться.

— Тогда я хочу бояться только того, что реально происходит в моей жизни, а не идти на поводу у дурацких иллюзий.

— Не иметь иллюзий значит не быть личностью. Мы уже говорили об этом.

Я поймала его на слове:

— Отлично. В таком случае я согласна не быть ею.

Мне показалось, что слова эхом отразились от стен комнаты.

Фирмен снова выпил воды и остался сидеть со стаканом в руках.

— У меня недостаточно власти, чтобы сделать это.

— А у кого ее достаточно?

Он взял паузу, затем торжественно изрек:

— У вас.

— В смысле?

— Только вы можете это сделать.

Этот человек издевался надо мной. Он преследовал какую-то тайную цель, а я даже не представляла, какую именно. И конечно, он не собирался удовлетворять мои желания. Он вел свою игру, а я не знала ни правил, ни конечной цели.

В тот момент мной владело два желания: освободиться от тошнотворной иллюзии, на которую он меня в очередной раз запрограммировал, и проникнуть в тайну его игры, в секретную схему характеров. Чувствовать себя марионеткой в чужих руках было совершенно невыносимо.

— Скажите, какие еще остались характеры.

— Вы прекрасно знаете, что данная информация доступна только членам братства. Единственное, что я могу сделать, — дать вам характер номер восемь, предпоследний в нашей классификации. На этом мы остановимся.

— А чтобы войти в братство, нужно дать клятву всю свою жизнь два раза в неделю встречаться с каким-нибудь новичком, так ведь?

— Только до восьмидесяти лет.

— Учитывая, что средняя продолжительность жизни женщины семьдесят пять лет, этому новичку придется сопровождать меня. На кладбище.

Он улыбнулся.

Как быть? Мне плохо удавалось держать слово, особенно в последние сутки. При мысли о том, что до конца дней мне придется два вечера в неделю сидеть и разговаривать с какими-то людьми, меня передернуло. Это было чересчур. Оставалось не так много вариантов — например, попробовать характер номер восемь. Но что делать, если он мне не понравится? Я ведь не смогу вернуться обратно. Слишком рискованно.

Ситуация сложилась непростая. Мне предстояло принять решение, изменить которое не представлялось возможным. От него зависело, как я буду жить дальше, какой ход примут мои мысли, что я буду чувствовать, как реагировать, какие отношения строить… всю жизнь! Я очень боялась страданий, которые, вполне вероятно, принесет новый, незнакомый мне характер. Да, теперь я знала, что у каждого свои сложности, но некоторые из них казались не такими уж неприятными. Вот, скажем, нынешний характер. У него есть свои недостатки, но он с лихвой компенсирует их оптимизмом и ощущением беззаботности, которые я так ценила.