Борис Екимов - Старый дом

Питер, Москва, Якутия, Ямал… Даже в Антарктиду на целый год уехал молодой мой земляк. Когда вернулся, сынишка отца не признал: боялся, прятался. Потом вроде привык. А отец, передохнув, снова туда же отбыл, на Южный полюс. Там хорошо платят.

Когда-то, в годы послевоенные, мы, мальчишки-сироты, мечтали: «Был бы отец живой… Он бы лодку сделал, сетку связал… Ловили бы рыбу… Он бы ружье купил… Ходили бы на охоту зайцев, куропаток стрелять… Он бы работал, зарплату получал, купил бы мне велосипед…» Детские мечты… Сиротские.

Нынче, слава Богу, войны нет. Нет и голода. Даже при нашей невеликой поселковой зарплате. Одеты и обуты дети и взрослые. И убогих «мазанок» да «землянок» — жилья послевоенного — давно уже нет. Машинами обзавелись. В день воскресный к рынку ли, к большим магазинам не подъедешь. Работают люди, живут. Ездят отдыхать на море да на целебные воды и много дальше: Турция, Египет, Индия, Таиланд…

А я вспоминаю иное.

— Папу упрошу, — говорил тогда еще малый мальчонка. — Поедем с ним на Дон, поставим палатку, поночуем…

Один год, говорил и другой:

— Поночуем, костерик разведем… Упрошу папу…

Они иногда выезжали «на природу», всей семьей, с теми ли, другими друзьями. Обычное дело: отдых, выпивка, гитара, шум и гам.

Мальчонке, видимо, хотелось иного: лишь — с папой, вдвоем, возле костерика поночевать.

— Рыбы наловим. Будем уху варить… Я папу упрошу…

Не упросил. Не удалось «поночевать» у костерика с папой.

А теперь мальчик вырос. У него другие заботы, которых взрослым не всегда понять. Вроде бы сыт и одет, в тепле и холе живет. Чего еще надо?..

Старый дом на хуторе Большой Набатов. Нынче я с ним прощаюсь, словно бы с прежней жизнью. Хожу да брожу в одиноких раздумьях: светлых и горьких.

Время вечернее. Выхожу на крыльцо. Солнце садится за высокую меловую гору. Над безлюдным хутором смыкается тишина. Туманится степная холмленая даль. Пресная речная прохлада наплывает волнами.

Солнце ушло за гору, на прощанье даря дивным закатом. Полыхало полнеба. Нежная алость, густая желтизна, багрец, чистая прозелень с темной, фиолетовой тучей понизу, у земли. Высокие малые облачка сияли розовым; далекие воды реки отвечали небу нежной бирюзой.

Вечерняя заря светила по-осеннему недолго и погасла. Над курганом, за речкой проклюнулась первая звезда. Через час-другой, когда землю накроет тьма, небо засветит, а к полночи запылает звездным огнем. Из края в край протянется Млечный путь — вечная наша дорога, из тьмы во тьму. По ней уходят. И не возвращаются.

Сколько я пожил, сколько видел этих закатов, восходов, светлых дней и звездных ночей. В просторной степи, чаще — на речных берегах. И всякий раз словно впервые. Там — самые светлые думы, там — утешение горьких мыслей, там — неспешные беседы, тепло земное и человеческое.

Недаром малому мальчонке так хотелось «поночевать» с папой у костра, возле тихой воды под звездным небом. Видно, душа просила: «поночевать», поговорить. И долго помнить.

Не получилось. У отцов работа, работа… Чтобы жить «не хуже других»: мебель, шкафы с «хрусталями», гардеробы, набитые одеждой, часто лишней. И, конечно, машина.

Но все это не с неба падает. Все это — труды и труды нелегкие; часы и дни не больно долгой жизни. И всегда ли мудрой, если на исходе ее приходится, вспоминая, о многом жалеть. Хотя бы о том, что в свою пору не поехал с малым тогда сынишкой «поночевать» у воды, у костра. Где-нибудь, на Голубинском острове, на Бурунистом, Скитах или возле Набатовского хутора, который приютил меня ныне.