Борис Екимов - Старый дом

Екимов Борис Петрович родился в 1938 году. Лауреат многих литературных премий. Постоянный автор «Нового мира». Живет в Волгограде.

Этот старый дом на хуторе Набатов с первой встречи понравился мне. По нынешним временам — незавидный: рубленый невеликий казачий курень, которому больше ста лет. Но рядом ветшают и валятся, ровняясь с землей, более молодые его собратья. А этот по-прежнему крепок. Зимой в нем тепло. Жарким летом, за прикрытыми ставнями — прохладно. Дому более века, а на полах и потолке — ни щербинки, ни щелочки. Доски ровно подогнаны, полы настелены и потолки подшиты крепко, на долгий срок. Такие же гладкие стены, сложенные из бревенчатых тяжелых пластин. На стенах, потолке и полу — никаких следов краски ли, обоев и прочего; лишь рисунок текстуры дерева. И потому дышится в этом доме легко.

В году прошлом я жил в этом доме последний раз и потому снова и снова оглядывал его и осматривал, словно прощаясь. Дом вроде невеликий: даже не пятистенок, а сруб. Но внутри он не кажется тесным, потому что в его обиходе — ничего лишнего. Печка — для тепла и приготовления еды; кровати — для ночного отдыха. Возле печки на стене висит самодельная деревянная полка с нехитрой кухонной утварью. Рядом — небольшой стол, табуретки при нем. Над кроватями, в ногах — легкие жердочки, подвешенные к потолку на шнурах. На них — одежда выходная, в которой на базар ездят, в магазины станичные, в город. Чистая рубашка да брюки, блузка ли, кофта да юбка. На входе, возле порога, на стенке — крючки для одежды верхней. Вошел — снял, выходишь— надел. Это для повседневного домашнего быта. Одежда праздничная лежит в деревянном сундуке. Ее немного: платье, кофта, костюм парадный — это на всю долгую жизнь, потому что надевается очень редко, на свадьбу ли, похороны.

Зимняя будничная одежда хранится в другом сундуке, который стоит в темной кладовке. Там — телогрейки, полушубок, теплые кофты. В летней кухне да гараже — одежда вовсе затрапезная, рабочая: для огородных и скотьих дел. У хозяина есть еще и рыбацкое: сапоги — забродни, плащ с капюшоном.

Здесь же, в летней кухне ли, «стряпке» — дощатые посудный шкафчик да стол — изделия хуторского плотника. Они тут век стоят и еще будут стоять. В них — чашки-ложки, кастрюли, невеликие запасы муки да круп. Конечно, на кухне есть холодильник, плита газовая.

Когда я по дому ходил, видимо, в последний раз оглядывая его да разглядывая, то невольно вспоминал иные жилища. К примеру, квартира моих молодых.

Когда внук Митя родился, я сказал: «Трехкомнатную купим квартиру. Пусть бегает». Купили трехкомнатную. Но вот с беготней не получилось. Мешает мебель. Она быстро размножилась. Даже поначалу свободный коридор со временем занял пузатый комод, а подле него какие-то тумбочки объявились, пуфики. Про остальные комнаты и говорить нечего. Там — плечом к плечу встали могучие шкафы да всякие шкафчики помельче. Когда-то хотел я для малого внука устроить в квартире спортивный уголок. Не получилось. Шкафы не пустили. А чего там, в этих шкафах? Сплошное тряпье, то есть одежда. Семья невеликая, три человека. Но целую роту можно обмундировать. Особенно женскую.

Такая же песня в квартире моих московских родственников, у которых я часто живал. По трехкомнатной квартире ходить можно только боком. Шкафы и шкафы. Одежные, набитые до треска. Книжные от пола до потолка, они только на погляд корешков. Но главное, конечно, одежда. В прихожей шкаф, он — от стены до стены, три метра и от пола до потолка. Там куртки, шубы, дубленки, пальто и плащи на всякий сезон. Вдобавок — два одежных шкафа в комнате и в спальне. В них — костюмы, платья, рубашки, кофты, нижнее белье и постельное, которое часто меняется, согласно не возрасту, но моде: однотонное, цветное, махровое. А еще — на даче два ли, три шкафа, куда вывозится вовсе лишнее: дубленки, куртки, свитера, спортивные костюмы, рубашки. И все это — на двоих, уже старых людей, у которых рука не поднимается лишнее выбросить. Но даже кое-что еще покупается из одежды. Особенно при заграничных поездках.

Но недаром говорится, что в чужом глазу всегда соринка видна. А вот в своем…

В доме хуторском, у приятеля моего, одежды — на скупой перечет: будничная смена из пары брюк да двух-трех рубашек. Когда что-то рвется, то поначалу чинится, а потом — на тряпки идет и покупается новое, но без запаса. О праздничном и говорить нечего, оно — на век.

А вот когда я открываю свой платяной шкаф, оторопь берет: куда это столько и зачем? Костюмы, пиджаки, рубашки, брюки…

Конечно же — и слава богу! — не дожил я до коллекции из десятков костюмов, рубашек и прочего, оставаясь человеком очень среднего достатка и невеликого, но ума. Но все равно, гляжу на свое одежное богатство со вздохом. Куда это и зачем накупалось? Парадное — хорошо если раз в году надевается. Пяток рубашек — в ходу. А их уже полсотни, не меньше.

Вспоминаю, как в годы, теперь уже давние, приехал я в подмосковное Переделкино, убегая от летней жары.

Пошел прогуляться, встречаю человека вроде и знакомого, но не очень. Больно уж он парадный: костюм «с иголочки», галстук. Поздоровался, дальше пошел. А он меня окликает:

— Ты чего? Заелся?

Я обернулся. И тут, глядя пристальней, наконец-то его признал. И попенял:

— А ты чего вырядился?

Объяснил он со вздохом:

— Понимаешь… Открыл я шкаф, одежный. Поглядел. И подумал: скоро помру, а тряпок — море. Костюмы, рубашки. Откуда и набралось. Надо поносить хоть что-то. Вот каждую неделю — новый облик. Жена глядит подозрительно. Ты и вовсе не признал.

И теперь я, открывая свой гардероб, вспоминаю покойного уже приятеля и думаю: «Не начать ли и мне парадные выходы?» Но как-то не хочется людей пугать.

И это — лишь городской гардероб, а еще в поселке, в шкафу тоже висят рубашки, пиджаки, брюки. И там же, в гараже, в огромном сундуке, хранится походная одежда, рыбацкая, летняя да зимняя, вплоть до полушубков да огромного тулупа.

И все это — на одного человека. Подумаешь, страх берет.

А ведь тряпичником ли, щеголем я никогда не был. Казалось, по нужде что-то покупали. Теперь вижу: не всегда по нужде.

Про посуду и всякие стекляшки особый сказ. Ведь в каждом доме за прозрачными дверцам шкафов — парад «хрусталей»: рюмки, фужеры, бокалы, конфетницы, салатницы… И, конечно, сервизы: чайные, кофейные, обеденные. На шесть персон, на двенадцать. Немецкий, чешский фарфор, на худой конец — наш. Мельхиор или серебро. Все это покупали за немалые деньги. А в обиходе — обычная простая посуда. На сервизах — многолетняя пыль. Потому что всякие торжества теперь отмечают в кафе да ресторанах. Так проще, удобнее.

Вспоминаю, как гостил недавно у родственников. Живут они в достатке. Часто бывают и даже живут за границей. Навезли всякого. Из Италии — стекло венецианское, из Чехии — богемское, из Германии, из Англии… Помню тарелки асимметричные, новомодные.