Шубханги Сваруп - Широты тягот

В первый же день своего пребывания в Оксфорде Гириджа Прасад Варма превратился в Ваму — так стали звать его местные преподаватели, непривычные к индийским именам. А вечером того же дня он впервые в жизни попробовал спиртное и вдобавок нарушил вековой запрет на употребление джхута — еды и напитков, уже оскверненных устами кого-то другого. Когда новички пустили по кругу огромную кружку пива, перед ним встал выбор: сразу и без оглядки принять чужую культуру или вечно топтаться на перепутье. На столе у него больше не было богов и портретов, которые могли бы его предостеречь. Следующим утром ему предстояло отведать яиц. Глядя, как дрожит под его осторожной вилкой подсоленный желтый шарик, он ощутил (и позже это ощущение только усиливалось), как сложна и непредсказуема жизнь.

Спустя пять лет Гириджа Прасад Варма, первый индийский стипендиат Содружества, вернулся домой с докторской диссертацией, которую он закончил двумя словами на родном языке: “Джай хинд”. Своему научному руководителю он перевел эти слова как “Индийский народ победит!”. В 1948-м, на первом году независимости, по распоряжению новоиспеченного премьер-министра Индии Гириджа Прасад взялся [5] Им был Джавахарлал Неру (1889–1964). за организацию Государственной службы лесного хозяйства.

Большинство вечерних разговоров среди аллахабадских чаевниц вертелось вокруг дальних и порой весьма замысловатых связей между ними и этим блистательным холостяком. Но чем его привлекли Андаманы? — недоумевали тетушки. Ведь всем известно, что там обитают только голые туземцы, а из приличных людей туда до недавних пор попадали разве что ссыльные, борцы за свободу. Ходят слухи, что на этих островах совсем нет коров и оттого местным жителям приходится пить чай без молока.

Одна из участниц этих бесед, обладательница золотых медалей по математике и санскриту Чанда Деви, почувствовала облегчение. Медали сковывали ее, как пояс верности. Кто осмелится взять в жены умную и образованную девушку? Только кто-нибудь, отвечающий еще более высоким стандартам. Вообще-то, будь ее воля, она вышла бы за дерево. Ей одинаково не нравились и женщины, и мужчины, мясоеды — еще меньше, а поедатели говядины — меньше всех. Но в 1948-м выдавали замуж даже мизантропок, хотя бы ради увеличения численности рода.

Свести их вместе было суждено согбенному, исхудалому бабе́ с берегов Сангама — места слияния Ганга, Ямуны и мифической Сарасвати. Эти песчаные берега всегда кишели паломниками, которые пели, стенали и громко молились, создавая у местных лягушек впечатление, будто брачный сезон здесь продолжается круглый год.

Мать Гириджи Прасада, закутанная в гонгат [6] Головной платок замужних женщин. , явилась к старцу с подношением — бананами и гирляндой из солнечных ноготков. Коснулась его ног и заговорила взволнованно, сбивчиво. Ее сын исключительно умен, обладает исключительно высоким статусом, его ждет исключительно светлое будущее. Кроме того, он исключительно красив. Он сохранил черты матери, а отцовский у него только подбородок.

— Так в чем же трудность с вашим сыном, бехенджи ? — поинтересовался святой. [7] Уважаемая сестра (обращение).

— Я не могу найти ему достойную жену!

— Но в чем же трудность? — снова спросил мудрец.

Мать Гириджи Прасада уже собиралась повторить свой ответ. Но, увидев на лице старца улыбку, осеклась. Святые люди имеют манеру говорить загадками и обрывками фраз. В полной тишине баба́ съел половину банана, взял гирлянду и подбросил в воздух. Та перевернулась несколько раз и упала на плечи погруженной в пение гимнов Чанды Деви, немало ее удивив. Так и был определен брак между мужчиной, который изучал деревья, и женщиной, которая с ними говорила.

— Но как же так, баба́? — взмолился отец Чанды Деви — теперь пришел его черед жаловаться. — Моя дочь не говорит по-английски, она убежденная вегетарианка. А этот человек, которого вы ей выбрали, — он написал диссертацию по английским названиям растений, и… и я слышал, что он ест говядину!

Старец очистил другой банан.

— Ты видишь только то, что творится в настоящем, сынок, — сказал он и протянул расстроенному отцу кожуру: пусть поможет ему совладать с метафизическими истинами.

Истина в том, что вместе их свели острова. Чанда Деви мечтала сбежать из своего душного жилища в компанию деревьев. С Гириджей Прасадом все обстояло несколько сложнее.

Хотя острова дали свое имя окружающему их Андаманскому морю, этим их покладистость и ограничилась. Куры здесь сидели на ветвях манго, как голуби. Бабочки, засыпающие на лету, падали, кружась, точно осенние листья. Крокодилы-аскеты медитировали на опушках мангровых рощ. У видов андаманской флоры и фауны не было названий. В течение очень долгого времени эти острова никто не мог колонизировать, потому что непроходимая чаща хранила в себе не только секреты естествознания. В ней прятались странные племена — остатки народов, в незапамятную пору мигрировавших вдоль берегов Индийского океана. Эти люди предпочитали языковой путанице чтение мыслей и облачались лишь в первобытную ярость. Для защиты от сифилиса цивилизации у них имелись лишь луки и стрелы. Их мир был гигантским островом, который удерживала от распада не гравитация, а огромные лианы.

На этой узловатой нитке островов Гириджа Прасад надеялся вести ту жизнь, о которой мечтал, — уединенную. Истый ученый и бестрепетный холостяк, он обращался с каждой женщиной как с сестрой, теткой или племянницей. Он не замечал, что притягательность девственных лесов объясняется не только их неисследованностью, но еще и перспективой консуммации. Здесь его мир претерпел землетрясение. Однажды на лесной прогулке он увидел дерево, которое на самом деле было двумя переплетенными деревьями, и по его телу пробежала дрожь. Фикус священный обвился вокруг ствола андаманского птерокарпуса высотой в шестьдесят футов. Впервые в жизни Гириджа наткнулся на два взрослых дерева, растущих в коитальном объятии; их кроны заслоняли собой небо. Орхидеи-паразиты нашли опору в этом сплетении. Раковая опухоль высоко на стволе нарушила течение его мыслей своей почти человеческой физиономией — деревья будто смотрели на него в ответ. Бугристые корни расползались по земле бледными удавами. Ему чудилось, что они потихоньку подбираются к нему и замирают у самых его ног. Стоя там, Гириджа Прасад чувствовал себя суетливым муравьем, тянущимся к невозможному.

Так что позже, когда мать принялась подыскивать ему невесту, он не стал возражать. Наука научила его, что все сущее опирается на мужское и женское начала. А острова соблазнили красотой всего сущего.