Алиса Ханцис - И вянут розы в зной январский

– Очень кстати, потому что у меня есть пара знакомых барышень, которым как раз нужна настоящая мастерица. Вы не против, если я порекомендую им миссис Клиффорд?

– Откуда вы знаете фамилию сестры? – ахнула Делия.

– Признаться, случайно увидел в старой газете объявление о похоронах… Ну так как?

Она закусила губу, чувствуя, какой скользкой стала почва, на которую они ступили.

– Я вижу, вы в нерешительности. Давайте сделаем так: спросите у сестры и, если она согласится, будьте так любезны прислать мне адрес. Вот моя карточка.

Вручая ей визитку, ювелир улыбнулся, и Делия вдруг заметила, что у него ямочки на щеках. Она поспешно отвела взгляд и поймала себя на мысли, что ей совсем не хочется сейчас идти смотреть картину.

Когда они достигли крикетного стадиона, ей было по-настоящему жаль расставаться. Наверное, она простилась с ним теплее, чем следовало бы при знакомстве столь кратком, но невозможно было скрыть подаренную радость: хотя бы улыбкой, взглядом хотелось вложить ее в полуформальные слова. Какой он, наверное, счастливый; такими легкими бывают обычно люди, которые выросли в веселой дружной семье. Тех же, кому повезло меньше, тянет к подобным счастливцам – поймать ощущение беззаботности и веселья, настроиться на него, как настраиваются музыканты в оркестре, слушая инструмент, который издает самый точный и правильный звук.

Джеффри проводил взглядом две фигурки – маленькую и побольше – и тронул лошадь. Почему, подумал он, люди не всегда наследуют привлекательную внешность? Вот, например, сёстры: одна красавица, а другая – совершенно невнятная, будто смотришь через мутное стекло. Робость не прибавляет ей очарования; кажется, даже для улыбки ей нужно усилие. Впрочем, это ладно, сёстры не всегда похожи друг на друга. Но мать и дочь?.. Бедная девочка – наверное, пошла в отца. А могла бы быть прелестной, как ангелочек.

Он не стал разворачиваться, а продолжил путь по Брантон-авеню и свернул дальше на Пант-роуд. Получался небольшой крюк, но это не страшно: Марвуды подождут еще немного. По правде говоря, они будут ждать ровно столько, сколько ему захочется.

Марвуды считали свой особняк самым шикарным в Восточном Мельбурне, и Джеффри, пожалуй, согласился бы с этим лет десять назад. Но все эти железные кружева, в которые было модно одевать каждый второй дом, еще к началу века сделались архитектурным штампом и, как всякий штамп, потеряли свежесть и выразительность.

– Мистер Вейр! – воскликнула с порога хозяйка. – Я, право же, волноваться начала – не случилось ли чего?

– Прошу меня простить, леди Марвуд: мою лошадь испугал автомобиль, она понесла, и я сбил пешехода.

– Боже мой! Он остался жив?

– Да, все в порядке, отделался легкими ушибами.

– Ах, мистер Вейр, на дорогах стало так опасно! Мы очень рады, что купили автомобиль – он гораздо, гораздо надежней!

Щеки у нее порозовели от гордости и удовольствия, пухлая ручка кокетливо поигрывала веером. А ведь не далее чем вчера это лицо было бледным, как смерть, а руки нервно стискивали одна другую. «Умоляю вас, – шептала она, – всего десять фунтов! Я выкуплю все, обещаю! Но деньги мне нужны сейчас, потому что если муж узнает…»

– А вот и чай, – провозгласила леди Марвуд и послала ему улыбку, которую, видимо, сама считала обольстительной. Десять фунтов волшебным образом превратили убитую горем сорокалетнюю женщину в нестареющую любительницу удовольствий. – Мне, право, так жаль, что вы не застали девочек! Они поехали выбирать ткань на платья да, видно, завернули оттуда к тетушке и засиделись у нее.

Совсем недавно эта новость вызвала бы у него досаду: девицы Марвуд, хоть и порядочные дуры, были все-таки самым привлекательным, что он мог найти в этой семье. Но сейчас его мысли занимало другое.

– Кстати, леди Марвуд, – сказал Джеффри, поставив чашку с чаем на низкий столик и слегка наклонившись в сторону хозяйки, – я случайно узнал об одной новой портнихе – её очень хвалят, и, по-моему, она недорого берет.

– Дорогой мистер Вейр, вы же знаете: цена – это для нас не главное. Главное – это качество! Сейчас, к сожалению, нечасто встретишь тех, кто работает на совесть. Да еще, девочки говорят, в Европе появились какие-то новые моды, а здесь, как обычно, никто не в курсе.

Когда минут через пять Джеффри встал, чтобы откланяться, леди Марвуд вдруг приблизилась к нему почти вплотную и зашептала:

– Вы ведь придете к нам в следующую среду? Труди будет очень рада, уверяю вас! И все мы будем рады…

Дивные Марвуды, подумал Джеффри. Как хорошо, что даже самый глупый человек может быть полезным.

Наконец автомобиль остановился у нужного дома. Что за болван, подумала Гертруда, сверля кожаную спину шофера сердитым взглядом; неужели трудно было спросить дорогу у прохожих? Пока они кружили по этим закоулкам, ее укачало, а противней могут быть разве что женские недомогания.

– Помоги же мне с этой дурацкой шляпой, – сказала она раздраженно, повернувшись к Люси.

Чумазый мальчишка, увлеченно пинавший консервную банку, остановился поглазеть на них. От досады Гертруда запуталась в густой вуали, прикрепленной к полям шляпы, и он прыснул.

– Что уставился? Я тебе! – пригрозил шофер, и пацаненка как ветром сдуло. – Давайте руку, мисс.

Придерживая юбку свободной рукой, она спрыгнула на землю. Надо было все-таки поехать на трамвае: вышло бы не дольше, и не нужно напяливать эту нелепую шляпу и закутываться в плащ по самые уши. Автомобиль был бы хорошей вещью, позволяй он только пускать пыль в глаза другим; но глотать эту пыль самой…

Люси постучала в дверь щитового домика. Открыла девушка, похожая на горничную, но без передника, в одном лишь черном платье. Они прошли в маленькую гостиную, обставленную скромно, хотя не без изящества. На столе у окна в безупречном порядке лежали шкатулки с нитками, портновский метр, ножницы, какие-то еще предметы. Рядом стояла швейная машинка. Большое окно, единственное в комнате, обрамлялось кружевными занавесями, а на круглом столике, накрытом белоснежной вышитой скатертью, возвышалась ваза с букетом из голубых ирисов.

– Хочу вас предупредить, мисс Марвуд, – сказала девушка извиняющимся тоном, – что моя сестра глухая. Пусть вас это не смутит. Не волнуйтесь, я буду переводить.

Вошла молодая женщина, тоже в черном и на удивление миловидная. Траур совсем не портил ее, хотя самой Гертруде этот цвет пошел бы гораздо больше. А вот крой был модным, и сидело платье отлично. Раньше она бы ни за что не поверила, что человек с физическим изъяном может выглядеть так эффектно. Глухие ей, правда, до сих пор не встречались, а вот слепые музыканты на благотворительном концерте оставили тягостное впечатление. Играли хорошо, но она не могла сосредоточиться на музыке: всё смотрела в их лица, чувствуя смесь жалости, страха и отвращения. Многие носили черные очки, глаза остальных были пусты и бессмысленны.