Владимир Богомолов - Особое задание [Повести и рассказы]

Хутор жил преддверием большой жатвы. Радовался Зиновий Афиногенович, что все удачно складывается в «Красном партизане». Заезжая на конюшню или в табун, весело обещал Сергею Ивановичу большую золотую медаль ВСХВ за отличных дончаков, которые еще покажут себя в нашей славной кавалерии.

Он и сам с удовольствием поднимался в седло, скакал во весь опор в зеленую тишину степи.

Все чаще Зиновий Афиногенович вместе с председателем и агрономом выезжали на дальние поля, придирчиво осматривали массивы тугой золотистой пшеницы. Не доверяя глазам, срывали колоски, растирали их на шершавых ладонях, пробовали зерно на зуб.

С утра вывозили женщин, стариков и старшеклассников на полевые станы. Готовили к приезду механизаторов домики, кухни, тока, подмазывали, подкручивали, стеклили… Скоро! Вот-вот загудит, зальется шумом моторов степь…

В субботу отец вернулся домой позже обычного. Он был чуть навеселе. Расправляя пышные усы, доверительно сказал жене:

— Свидетельства десятиклассникам вручил. Какие ребята, ты бы поглядела, Аннушка. А какую замечательную речь сказал Покорнов…

— Из райкома, что ли? — уточнила жена.

— Замполит по комсомолу из Котельниковской МТС, — разъяснил муж. — Вот тебе и зеленый, а голова, что Дом Советов. Точно, шельмец, подметил у нас никудышную тенденцию. Почти все у нас навострили лыжи в город. Кто в разные техникумы, институты, кто на железную дорогу. А Покорное их спросил: кто же хлеб будет выращивать, за скотиной ходить? И как начал, как начал про Пашу Ангелину, про комбайнера Оськина, про других знатных хлеборобов… И ведь убедил. Дали слово наши выпускники идти только в сельскохозяйственные училища, а некоторые завтра же пообещали подать заявления с просьбой принять на работу в МТС… Нет, Аннушка, что ни говори, а замечательную смену мы себе готовим…

— Ложись, Зиновий, — уговаривала мать, помогая мужу раздеться. — Завтра ведь умыкнешься ни свет ни заря.

— С третьими петухами буду на ногах, — обещал отец и снова пытался рассказать о выпускниках, которые все как один обещали отработать на уборке урожая ударную декаду, а потом уж разъезжаться по институтам и техникумам.

Отец разбудил сына на рассвете.

— Рано еще, папа, — потянулся сонно Миша. — На дворе темно, хоть глаз коли.

— Да что ты, Мишутка, — гудел басовито отец. — Это мать ставни прикрыла, а на воле уж вот-вот солнышко засветит. Вставай. Нынче с утра мы обещали всех выпускников в поле повезти. Показать им нивы, что полным колосом налились. Хочу и тебя прихватить. Поедешь?

— Конечно, — обрадовался Миша.

Он видел только те поля, которые примыкали к пастбищам. А ему так хотелось увидеть все.

Солнце еще не взошло над Майоровым, и восточный край неба едва начал теплиться, а у большого дома правления уже стоял грузовик, и к нему подходили в одиночку и группами вчерашние десятиклассники. Они шли весело, беззаботно. С разных концов хутора доносился то смех, то чей-то басовитый рокот.

— Прибавим ходу, сынок, — предложил Зиновий Афиногенович. — А то, чего доброго, прибудем замыкающими.

— Айда наперегонки!? — озорно крикнул Миша и, скомандовав — Раз, два, три, — сорвался с места.

Отец, тяжело топая сапогами, бежал рядом с Мишей. Поддавшись радостному азарту сына, он не хотел отставать. Глядя на его сверкающие пятки и раздувающуюся рубашку, Зиновий Афиногенович вдруг забыл, что ему далеко за пятьдесят и сердце уже скоро запросит пощады. Ему показалось, что он сам стал вот таким же босоногим хлопцем и может бегать по пыльной хуторской дороге целый день. Ведь так оно и было когда-то.

По этой самой дороге бегал он наперегонки с приятелями и в лавку к бакалейщику, и к церковной паперти на чью-нибудь свадьбу… Пробежав метров сто, Зиновий Афиногенович попросил сына:

— Погоди.

И когда тот, озорно сверкая черными глазами, остановился, заметил, переводя дух:

— Разве старому верблюду догнать молодого стригунка?

С разных сторон к ним подходили, их догоняли парни и девушки в праздничных платьях, белоснежных рубашках. Здороваясь с ними, Зиновий Афиногенович видел, что идут они не из дома, а возвращаются из укромных уголков, где после выпускного вечера сидели, бродили, смеялись и шептались в последний раз… Вот так же и его Тамара скоро, надев нарядное выпускное платье, уйдет в школу, а вернется домой не раньше утреннего солнца.

Летит время, летит быстрее самолета. Сбросить бы годков двадцать да не уезжать отсюда. И посмотреть, что тут произойдет, какая жизнь будет. Но время необратимо. И радуйся, старый казак, тому, что в твоем родном хуторе появились первые десятиклассники, а семиклассников выпущено — не счесть.

Молодые, энергичные, всезнающие. Иногда и хочется с ними поспорить, да чувствуешь, что их знания в механике и в агрономии намного крепче твоих. И все-то законы развития животных и растений они так выдают тебе, будто семечки лузгают.

— Ну, все, что ли? — спросил Зиновий Афиногенович, становясь на подножку грузовика. — Восемнадцать, — пересчитал он вчерашних десятиклассников. — Все в наличии.

Когда машина, урча и отбрасывая из-под широких колес легкую, нетронутую еще пыль, покатила по пробуждающемуся хутору, Зиновий Афиногенович сказал, что сейчас они поедут на курган Евдокима Огнева и там увидят, как солнце выкатываемся из-за гряды. Свежий ветерок лохматил ребячьи чубы и прически девчат, забирался под кофточки и рубашки, настраивал пассажиров на веселый лад.

Миша глядел на старших товарищей, и ему очень хотелось поторопить годы, чтобы скорее вот так же, получив свидетельство об окончании средней школы, встретить солнце на кургане комендора Огнева, а потом уехать в институт, чтобы вернуться оттуда агрономом. Миша уже и поле для себя выбрал. Самое ближнее к лугу, на котором пасут табун. Земля там добрая, ухоженная. Сергей Иванович говорит, что этой бы землице чуть побольше водицы, она бы озоло-тила хутор.

Миша сделает все, чтобы это поле небывалый урожай давало. Только надо заставить время поторопиться.

У подножия кургана грузовик остановился. На вершину поднимались не цепочкой, а раз-вернутым строем, пугая птиц, которые вырывались из густой травы, будто штопор, ввинчивались в небо.

На самой вершине, где кто-то когда-то положил прямо на песчаный холм большой круглый и плоский камень, напоминающий бескозырку, ватага остановилась.

Зиновий Афиногенович повернулся к востоку, теперь уже розовому, и сказал немного грустно и торжественно:

— Дорогие мои сынки и дочки! Вот за то, чтобы над нашими полями вставала такая мирная тихая заря, отдал свою молодую жизнь наш земляк комендор крейсера «Аврора» Евдоким Огнев. Должно вам знать и гордиться тем, что это он по приказу Владимира Ильича Ленина сделал тот самый выстрел из своей пушки, который и был сигналом нашей великой революции.