Владимир Богомолов - Особое задание [Повести и рассказы]

Баннов открыл тяжелые веки. Его товарищи, пригретые солнцем, дремали. Он глянул на землю, и сердце его глухо и часто застучало: к скирде подъезжало четыре подводы. Фуражиры, громко переговариваясь, решили остановиться возле ближней.

Василий тихо растолкал товарищей. Те, не понимая, что так встревожило дозорного, удивленно таращили глаза. Баннов предупреждающе прикладывал палец ко рту.

А тем временем румынские солдаты, ловко орудуя вилами, рвали бока скирды и неторопливо кидали охапки соломы на первую подводу. Трое подносили, один утрамбовывал. Солдаты, очевидно, подбадривали себя в этой заброшенной глухомани, нарочно громко разговаривали, крякали, втыкая острые зубья вил в плотно сбитую солому… Они не знали, что за ними со всех сторон, затаив дыхание, наблюдают партизаны.

Пимен Андреевич, выйдя из землянки, тотчас заметил движущийся к кошарам обоз фу-ражиров. Он был уверен, что телеги давно увидены дозорными и те дали сигнал тревоги. Он поднял глаза на вершину скирды и замер, пораженный тем, что четверо его людей в оцепенении сидели наверху. Конечно, кричать оттуда теперь не было никакого смысла: солдаты заметили бы их и подняли шум. Так что дозорные избрали верную в их положении тактику молчаливого выжидания.

Ломакин вернулся в землянку. Паршиков и Хорошунов прижались к небольшому окну и не сводили глаз со скирды и фуражиров.

— Что будем делать? — спросил Ломакин всех, кто находился здесь.

— Окружим и уничтожим, — высказал мнение Тит Васильевич.

— Уничтожить — не задача, — возразил ему комиссар. — А вдруг кто убежит, поднимет тревогу.

— Не стрелять, — отстаивал свое предложение Паршиков, — подкрадемся — и ножами.

— А может быть, обойдется, — вслух размышлял Пимен Андреевич, выглядывая в приоткрытую дверь. Ему было видно, что одна подвода была загружена и солдаты принялись за вторую. Но бок скирды катастрофически таял. А те, наверху, боялись шевельнуться. Они не видели, что вилы все ближе и ближе подбираются к ним. Пимен Андреевич приложил бинокль к глазам: на дороге пусто, поблизости в степи — никого, четверо в дозоре глядят, не отрываясь, на землянку.

Он махнул им рукой, переползите, мол, на другой конец. Но они не поняли его и остались на месте. Надо было что-то предпринимать. Пожалуй, прав Тит: окружить и уничтожить без шума. Пока в селе хватятся, пройдет час-другой. За это время отряд успеет скрыться в степи. Но вслед за этими подводами ведь могут на дороге показаться другие. Разве на эскадрон хватит этой соломы? Видать, туго стало Антонеску, что он вспомнил прошлогоднюю солому. Ломакин взял автомат и сказал:

— Пойдем. Окружим и уничтожим.

Когда Баннов увидел вышедших из землянки партизан, он удобнее улегся и, свесив голову вниз, взял на прицел длинного, самого шумного фуражира с ефрейторской лычкой на синих погонах. Его товарищи взяли на мушку Других.

Ломакин, пригибаясь, широкими шагами спускался на дно лощины. По сторожкому шороху он чувствовал, что за ним спешат остальные. В то время, когда Пимен Андреевич остановился, чтобы дать команду, кому куда двигаться дальше, у стога раздался отчаянный вопль и, заглушая его, прогремел выстрел. За первым последовал второй, третий. Одиночные выстрелы сменила автоматная очередь. Он видел, как Хорошунов, прихрамывая, бросился влево.

— Перекрыть дорогу! — кричал он Романову, едва поспевающему за ним.

Пимен Андреевич, задыхаясь, подбежал к скирде. Двое солдат недвижимо лежали возле соломы, а третий повис на повозке. Василий Баннов с окровавленной рукой все еще надеялся попасть в быстро удаляющегося всадника. Даже отсюда было слышно, как он истошно вопил на всю округу:

— Партизаны-ы!

Все, кроме тяжело раненных, сгрудились возле скирды. На лице каждого Ломакин без особого труда читал один и тот же вопрос: что же теперь будем делать? А Пимен Андреевич сурово глядел на дозорных. Те стояли, низко наклонив головы и безвольно опустив руки. Людмила Крылова перевязывала Василию Баннову руку. Миша держал его автомат. Потом, что-то вспомнив, он передал оружие Баннова Ломакину и ловко взобрался на вершину скирды. — На дороге никого не было. Фуражир еще не успел доскакать до Киселевки. Но ведь ему могут встретиться другие солдаты. Тогда жди облавы через несколько минут.

— Как же это случилось? — все еще в гневе спросил Ломакин.

— Дрема напала, — честно признался Баннов. — Солнце пригрело, и все. Очнулся, а они уже рядом. Этих мы уложили, а четвертый перерезал постромки…

— Н-да, сюрприз, — сдвинул к переносице широкие брови командир отряда. — Ждать рацию не будем. Раненых положить в повозку, и женщинам попытаться вывезти их в займище.

— Не сумеют, — высказался Хорошунов. — Если бы в ночь.

— Верно, — присоединился к нему Паршиков. — Продержимся до ночи, а там попробуем уйти.

Все-таки Пимен Андреевич принял реше «ние — покинуть Базовую балку и попытаться выйти на соединение с наступающими частями Красной Армии. Но отправленные в разведку вернулись буквально через четверть часа и доложили:

— Едут! Не меньше эскадрона.

Это сообщение, которого в общем-то все ждали каждую секунду, оказалось таким неожиданным, что партизаны, услышав его, бросились к кошаре и землянке.

— Стой! — властно приказал Ломакин. — Они так нас, как куропаток, перебьют. Занять круговую оборону. Баннов, Крылова, Романовы, давайте в кошару. Хорошунов, бери группу и ложитесь под скирдами. Помните, что отступать нам некуда. Бейте наверняка — патроны берегите.

— Их мало! — доложил сверху Миша. — Десятка два. Резво скачут… — с насмешкой прокричал он.

Ломакин понял, что враги думают встретить здесь не хорошо вооруженную и подготовленную группу, а скорее всего окруженцев. Даже если враги предполагали, что встретят партизан, то тех, которые сидели на скирде, и не больше.

— Продержимся до вечера, а там решим. Зиновий, ты ихний пулемет изучил?

— Так точно.

— Ложись за него. Ставь в дверях. Остальные — за мной. Миша, помогай отцу.

Мише не хотелось покидать удобную позицию, и в другое время, может быть, он попросил бы Пимена Андреевича разрешить ему остаться наверху, но сейчас, еще раз взглянув вдаль, на дорогу, покорно скатился со скирды и побежал к кошаре, где отец уже устанавливал длинноствольный пулемет, отбитый во время налета на обоз.

В минуту лагерь словно вымер. Мише хорошо было видно, с каким напряжением вглядываются в степной простор бойцы. Румыны, выскочив на бугор, остановили разгоряченных коней. Очевидно, тот солдат, которому удалось спастись, размахивая руками, что-то объяснял офицеру. До всадников было полверсты.

«Из автомата вряд ли достанешь», — подумал Миша, жалея, что не захотел таскать вместе с автоматом трофейное ружье. И еще он не знал: можно ли стрелять до команды? Он вопросительно поглядел на отца. Тот, слившись с пулеметом, поднимал длинный с вороненым отливом ствол выше.