Владимир Богомолов - Особое задание [Повести и рассказы]

Сколько раз Дундича выручала эта выдержка, это истинное вхождение в образ созданного его воображением человека.

— Как прикажете доложить? — вежливо, но холодно спросил капитан.

— Командир седьмой гусарской группы. генерала Савельева князь Дундадзе к полковнику Бантовскому.

— Полковник только что уехал в штаб, — так же холодно ответил капитан, а на удивленный взгляд князя добавил: — Здесь осталась резиденция его превосходительства, а штаб перебрался на Николаевскую. — Заметив, что полковник продолжает над чем-то размышлять, уже любезнее поинтересовался: — Чем еще могу быть полезен князю?

Дундич достал пакет и, глядя прямо в нагловатые глаза офицера, с оттенком легкой обиды за столь холодный прием произнес:

— Лично князю ничем, а его превосходительству Виктору Захаровичу, — положил пакет на бемское стекло, уставленное телефонами, бронзовым чернильным прибором, заваленное бумагами. — Просил вручить в собственные руки.

Капитан осмотрел конверт без подписи, без. печатей, но тщательно заклеенный и сказал:

— Передам после отдыха.

Дундич легко кивнул головой и неспешно направился к двери.

«Это красота, что генерал отдыхает, — радостно думал Дундич, садясь в седло. — Значит, у нас есть время посетить полковника Бантовского и уточнить с ним позиции гусарского полка».

Без особого труда они отыскали штаб, и через несколько минут формальностей молодой полковник был принят начальником штаба. В квадратном кабинете со сдвинутыми штофными портьерами кроме Бантовского возле камина за журнальным столиком в портшезах сидели еще два офицера. Язычки пламени искрились. в рубиновой жидкости бокалов. В комнате пахло сигаретами и вином. Дундич аппетитно потянул воздух.

— Прошу, князь, — любезно пригласил Бантовский. — «Мускат», «Бордо»?

— Предпочитаю «Цинандали», — отшутился полковник. — Печень пошаливает. В следующий раз непременно составлю вам компанию. А. сейчас долг службы. Разрешите уточнить позицию, господин полковник.

— Жаль, — скривил пухлые губы Бантовский. — Вот здесь, восточнее поселка, справа от полка Семенова.

Пока Бантовский водил кончиком карандаша по карте, Дундич наметанным глазом успел зафиксировать жирные линии соединений и частей, расположенных вокруг Воронежа.

Бросив карандаш, полковник протянул руку.

— Желаю удачи.

— Благодарю, господин полковник.

Когда они снова появились на Большой Дворянской, Князский напомнил о записке поручика.

— Можно, — согласился Дундич. — Пока его превосходительство отдыхают, штабисты пьют вино, мы закусываем.

Конечно, они могли без промедлений покинуть город, но Ивану Антоновичу. очень хотелось самому узнать, какое впечатление произведет послание. Он верил, что, ознакомившись с приказом красного командира, Шкуро потребует от своих головорезов разыскать наглецов, доставивших пакет. И тогда они, вдосталь насладившись погоней за призраками, уедут знакомой дорогой в расположение своего корпуса. «А если генерал проглотит пилюлю? — вдруг встревожился Дундич. — Тогда надо еще что-то придумать, чтобы всколыхнуть это волчье логово. Что-нибудь придумаем».

Не успел Дундич с товарищами закончить поздний обед за обильным столом хлебосольной подруги Нуждина, как затрещал телефон. Вера Васильевна, подняв трубку к маленькому розовому уху, едва не выронила ее. Она стояла бледная, с удивленно-испуганными глазами, а вздрагивающие губы шептали:

— Господи! Ужас какой!

— Что вас так обеспокоило? — поднялся Дундич.

— Красные в городе! — шепотом произнесла хозяйка.

— Это недоразумение, — попытался успокоить ее Иван Антонович.

Но Панкова, еще больше бледнея, шептала:

— Нет, нет. Мне сообщили из штаба. Они вручили его превосходительству ультиматум! Только вчера генерал говорил, что он здесь навечно…

Дундич повернул ликующее лицо к товарищам. Вот оно, началось то, чего ждал, ради чего рискует своей жизнью. Оправдалась надежда. Нужно спешить, увидеть своими глазами в глазах врагов страх.

— Извините, очаровательная, долг службы. Господа, за мной!

Теперь Большая Дворянская и прилегающие к ней улицы были совсем не похожи на те, что видели они днем. Как ветром сдуло с тротуаров праздную публику, куда-то стремительнее летели конные упряжки, мостовая гудела от цокота копыт. На углах стояли патрульные.

Не раздумывая, Дундич пристроился в хвост колонне всадников в черных шинелях. «Красные! Красные!» — доносилось до ушей Дундича с разных концов. Где-то в противоположном конце улицы раздались винтовочные выстрелы. Колонна перешла на галоп.

На перекрестке с Николаевской Дундич отделился от белоказаков и устремился к старинному особняку с внушительной колоннадой высокого портика. Вот и те окна, сквозь зашторенные портьеры которых едва пробиваются призрачные полоски света.

— Давай, — скомандовал Дундич Середе, показывая на окна второго этажа.

Боец ловко выбросил руку выше головы, и почти тотчас раздался треск разбитого стекла и грохот взорвавшейся гранаты.

— Красные! — в отчаянии кричали за спиной Дундича.

И он, поддавшись всеобщему настроению, уже радостно, истошно завопил:

— Красные! Красные в городе!

Свернув в боковую аллею, четверка перевела коней на размашистую рысцу и, слушая крики и редкие выстрелы, направилась к Рамони, но теперь уже не большаком, а лесными тропами, чтобы миновать знакомый кордон.

— Жалко поручика, — посочувствовал Князский, когда церковная колокольня спряталась за косогором. — Ждет, небось, сердечный, коньячок-то.

— Да, забыли захватить презент, — согласился Дундич.

Князский опустил руку в сумку и протянул Дундичу темную бутылку. А шустрый ординарец уже держал стакан.

— За здоровье князя Дуцдадзе? — спросил Князский, откупоривая бутылку.

— К черту князя, — задумчиво произнес Иван Антонович. — За наш успех, товарищи!

1977 г.

Город жил напряженными буднями. Отброшенные на несколько километров части генерала Краснова готовились к новому штурму. Командование фронтом принимало все меры к длительной, прочной обороне. Шла всеобщая мобилизация, нетрудовые элементы были брошены на рытье траншей, на восстановление железнодорожных линий, на расчистку улиц от завалов. С утра до позднего вечера на плацу, на полигоне шли учения молодых бойцов.

Краснов готов был в любой день и час начать наступление на город, но главнокомандующий Добровольческой армией требовал от своих сподвижников особой тщательности в подготовке операции. Потерпев поражение в летней кампании, он, взяв Царицын, собирался превратить его в плацдарм, с которого можно было бы шагнуть на Москву. Возлагая надежды на Войско Донское, генерал Деникин понимал, что без создания крепких массовых контрреволюционных ячеек в городе его планы могут остаться благими намерениями.