Джесс Лури - Когда деревья молчат

– Давай начнём с «Апаче». – Коннелли открыл мои ноты и поставил метроном, а потом дунул в круглый камертон – для меня он был бы едва ли полезнее, если бы из него посыпались блёстки. Я поставила пальцы для первой ноты и начала играть, компенсируя громкостью то, чего мне недоставало в таланте.

Мы прошлись по всей песне пять раз, и только после он довольно кивнул.

– У тебя хорошо получается, Кассандра.

Он называл меня полным именем. Это мне тоже нравилось.

– Спасибо.

Он сложил мои ноты и протянул их мне, вставая вместе со мной. Наши пальцы соприкоснулись. Это произошло случайно, но он резко убрал руку, как будто я его обожгла.

– Простите, – сказала я, бездумно нажимая клавиши на кларнете.

Он сунул руки в карманы брюк. Казалось, будто между нами опустилась невидимая стена, но я не могла понять, почему.

– Ты не против продавать попкорн? – спросил Коннелли, игнорируя эту стену.

Я попыталась сглотнуть, но вместо этого у меня вышел какой-то щёлкающий звук.

– В этом году у нас попкорн?

Это была традиция с четвёртого по восьмой класс продавать летом еду, обычно шоколадные батончики, чтобы собрать деньги на ежегодную осеннюю поездку оркестра старшеклассников. Я редко продавала много из-за того, что жила от города очень далеко. Большинство домов находилось по меньшей мере в полумиле друг от друга, и там люди сами покупали себе шоколад в ближайшем магазине, а не пёрлись за тридевять земель .

– Ага. – Он открыл картонную коробку у своих ног и вытащил глянцевую брошюру, на обложке которой было изображено девять сортов попкорна. Он протянул её мне, стараясь держать свои руки подальше от моих. – Инструкции внутри.

Я схватила брошюру и вышла, пока заходил Чарли, не сводя глаз с ярких картинок. Это был лучший способ сдержать слезы. Я не знала, почему Коннелли было так противно ко мне прикасаться, но вот оно. Лучше уж думать о попкорне. Спорю, что конфетти было очень вкусное, такое ярко-красное, фиолетовое и синее с фруктовыми ароматами. Я все ещё изучала картинки, пока шла к инструментам, но мне пришлось отложить брошюру, чтобы разобрать кларнет. На моём чехле красовалась клейкая лента с надписью от руки, но не то чтобы кому-то в самом деле сдался мой старый кларнет.

Как только мой кларнет был убран, я посмотрела в сторону оркестровой комнаты, моё горло сжалось. Никто не шёл, значит, горизонт чист. Я могла бы заглянуть в чужие вещи. Я занималась этим с тех пор, как себя помню: рылась в рюкзаках, сумочках и чехлах моих одноклассников. Находила там всякие помады, конфеты, которые я нюхала, записки. Я никогда ничего не брала. Мне просто нравилось держать всё это в руках. Я не гордилась таким поведением, поэтому старалась особо об этом не думать.

Мой пульс приятно стучал, когда я опустилась на колени, чтобы вытащить чехол для кларнета Хизер. Я точно знала, что она там хранила свой новый блеск для губ от «Эйвон». Он был такой же формы, как шоколадное печенье. Пару недель назад она открутила крышку и показала своим друзьям два разных вкуса – карамельный и шоколадный – внутри. А потом она засунула блеск в отделение своего чехла, где хранила лишний язычок. Я абсолютно точно не собиралась им пользоваться. Я просто хотела его подержать.

– И почему же такая хорошая девочка копается в чужих вещах?

Я виновато развернулась, запихивая шоколадное печенье в карман, чтобы оно не попадалось на глаза. Я удивилась, увидев в дверях Краба. На нём были широкие джинсы, ремень со слишком большой пряжкой и старая рубашка с воротником 70-х годов.

– Ты же не играешь в оркестре.

Это было глупо с моей стороны, но страх отдавался стуком в моей груди, настолько громким, что я не могла обдумать свои действия. Моё решение раскрыть нападение на Краба внезапно показалось мне таким далеким и нелепым.

Краб дёрнулся и оглянулся через плечо. Там сзади кто-то стоял? Когда он обернулся, лицо его потемнело. Он был коротковат для своего возраста, но зато с крепкими мускулами. Он мог бы разорвать тебя, как Тасманский дьявол, если бы захотел, мы все это знали. Но я его не боялась, по крайней мере до этого. Краб бил только мальчиков.

Вот только этот человек совсем не был похож на Краба, с которым я выросла.

Я вспомнила рассказ Иви о том, что он провел ночь в больнице и что на него надели подгузники. У меня пересохло во рту. Я была ребёнком, когда подумала, что это будет какая-то тайна в стиле Нэнси Дрю.

– Ты здесь одна? – Он подошёл ко мне на шаг ближе.

Теперь я чувствовала его запах, его одежда пахла жареной едой. В его глазах была какая-то дикость, которую я никогда раньше не видела, – нечто среднее между ужасом и опасностью.

Я не могла пробежать мимо него. Загнанная в угол, я выпрямилась в полный рост, надеясь, что он не видит, как дрожат мои колени.

– Еще один шаг, и я тебе врежу.

Это что, сериал «Династия» ? Я всё ещё не могла понять, что происходит. Это же начальная и средняя школа Лилидейла, и вот я стою в полностью освещённом классе. Мистер Коннелли был всего лишь через комнату. Я даже слышала, как рваные ноты Чарли Клосса режут воздух. Но внезапно в моём животе появился пакет со льдом, а голова закружилась. Я боялась, сильно и по-настоящему, и я знала Краба всю свою жизнь.

Только не этого Краба.

Он ухмыльнулся и засунул большие пальцы в петли на поясе. Его широкие брюки были из плотной джинсовой ткани, а клёпки и молния – из уродливой меди.

– Я могу сделать тебе больно, – прошептал он, – но не стану, если ты сделаешь то, что я скажу.

Его слова звучали странно, как эхо или какой-то новый язык, который он воспроизводил просто по памяти, не понимая смысл. Мой мозг успокаивающе цеплялся за знакомые вещи, вроде выключателя света, которым я щёлкала сотни раз, или радужной папки под моим чехлом для кларнета. Но ничего из этого не помогло. С Крабом что-то было не так.

– Я знаю, что на тебя кто-то напал, – сказала я.

Тогда он замер и тени на его лице переменились, словно все его цвета стали ярче.

– Ни хрена ты не знаешь.

– Кто это сделал? – спросила я. Это просто вырвалось. Моя челюсть как будто сжалась, и из-за этого я не могла свободно вдохнуть.

Краб открыл рот, будто собирался что-то сказать, а потом резко его закрыл. Это движение походило на работу машины, а в его глазах зажегся безумный огонь. Кто-то напал на Краба, и теперь он сделает то же самое со мной.

Чарли продолжал скрипеть на своём пикколо за миллион миль отсюда, а я поняла, что не могу даже закричать, потому что тогда буду чувствовать себя глупо, потому что делаю из мухи слона. Должно быть, он увидел смирение в моих глазах, потому что тогда подскочил ближе. Я отступила назад, споткнувшись об угловой ящик, который не был до конца задвинут. Моё падение привело к тому, что стопка тарелок с грохотом свалилась на пол.