Ёру Сумино - Хочу съесть твою поджелудочную

— Угу. Любезность за любезность: а у тебя что?

— Я встречалась с тремя парнями. И поверь, со всеми было серьёзно. Некоторые любят повторять, что школьная влюблённость — лишь игра, но эти дураки попросту не хотят признавать ответственности за свои любящие сердца.

Полная накала речь, пылкий взгляд — её настрой передался и мне. Я немного отодвинулся. Не выношу жару.

Кстати, нисколько не сомневаюсь насчёт троих бывших — при такой-то внешности. Она не злоупотребляла косметикой и не относилась к тем красавицам, на кого все оборачиваются, но черты лица были достаточно яркими, чтобы привлечь внимание.

— Ты чего отшатнулся?

— Я не отшатывался. Но, по-моему, у тебя что-то на носу. Кажется, сливки.

— Что?

Она меня не поняла и выглядела совершенно глупо. С таким лицом как в неё влюбиться? Немного погодя она наконец сообразила, что к чему, и поспешно поднесла к носу влажное полотенце. Прежде чем сливки исчезли, я встал с места. Моя тарелка опустела.

Взяв чистую тарелку, я решил отведать немного сладостей, осмотрел зал и, к счастью, обнаружил свои обожаемые лепёшки варабимоти [9] Варабимоти — желейная лепёшка из папоротниковой муки, покрытая поджаренной сладкой бобовой мукой. . Положил себе несколько штук, полил стоявшей рядом патокой. Заворожённо проследив за живописно растекавшейся струйкой, следом я наполнил кружку горячим кофе.

Обдумывая на ходу, как мне справиться с Сакурой, если она в плохом настроении, я направился обратно, лавируя между старшеклассницами. Но, вопреки моим страхам, настроение у неё оказалось отличным.

Однако же я не смог вновь усесться на свой стул.

Когда я подошёл ближе к столику, она, завидев меня, широко улыбнулась.

И, словно улыбка стала сигналом, ко мне также повернулась девушка, занявшая моё место. На её лице отразилось удивление. А я понял, что уже её видел.

— Са… Сакура, так твой спутник — [ угрюмый одноклассник ]?

Я наконец вспомнил, кто эта девушка, куда более непреклонная, чем Сакура. Точно, они часто проводили время вместе. Кажется, она занималась в какой-то спортивной секции.

— Ну да. А чему ты так удивляешься? Знакомься, [ мой друг-одноклассник ], — моя лучшая подруга Кёко.

Она засмеялась, лучшая подруга растерялась, а я, держа в руках тарелку и кружку, наблюдал за развитием ситуации.

«Опять запахло неприятностями», — вздохнул я про себя, но для начала, поставив кофе и варабимоти, сел на свободный стул. К счастью или нет, но нас провели к круглому столику на четверых. Девушки сидели друг напротив друга, а я, сам того не желая, смотрел на них.

— Ну как же… Ты дружишь с [ угрюмым одноклассником ]?

— Да. Я так Рике и ответила.

Она повернулась ко мне и мягко улыбнулась. Улыбка, похоже, только усилила сомнения её подруги:

— Но она сказала, что ты пошутила!

— Так это [ мой друг-одноклассник ] соврал, чтобы его попусту не беспокоили! Рика поверила ему, а не мне. Что случилось с нашей дружбой?

Подругу Сакуры это подобие шутки не рассмешило. Наоборот, она смерила меня цепким взглядом. Наши глаза случайно встретились, и я отвесил лёгкий поклон. Вторя мне, она ответила тем же. Я понадеялся, что на этом всё, но лучшая подруга Сакуры, оправдывая своё звание, одними поклонами не удовлетворилась.

— Слушай, а я с тобой хоть раз разговаривала?

Если задуматься, вопрос оскорбительный, но вряд ли она задала его со зла, а, если и так, меня он не задел.

— Было дело. Ты вроде заходила в библиотеку, когда я стоял на выдаче.

— Это не называется разговором! — громко захохотав, встряла слушавшая нас Сакура.

«Только по твоей оценке», — подумал я, но непосредственный участник событий с ней согласился.

— Я тоже это разговором не назову, — пробормотала лучшая подруга.

Впрочем, нас с ней устраивали оба варианта.

— Кёко, тебя там друзья не заждались?

— Да, сейчас иду. Сакура, я же тебя не упрекаю, просто спрашиваю, — подруга пристально вглядывалась ей в лицо и лишь раз глянула на меня. — Вы гуляете вместе второй день подряд, к тому же сюда ходят только девушки или парочки. Вы настолько близки?

— Нет! — гордо отвергла её предположение Сакура. Я тоже собирался это сделать, но слова застряли в горле. Мне показалось, в такой ситуации всерьёз отбиваться вдвоём вредно.

Лицо подруги на секунду смягчилось, но его тут же исказила гримаса недоверия. Она перевела взгляд с Сакуры на меня, затем обратно:

— То есть вы просто знакомы?

— Я же сказала: мы дружим.

— Ой, хватит, опять твоя болтовня не по существу. [ Угрюмый одноклассник ], вы с Сакурой просто знакомые, верно?

Что значит лучшая подруга — она хорошо её понимала. Я прикинул, как бы половчее уклониться от прилетевшей шальной пули, и выбрал наиболее подходящие слова:

— Я бы сказал — мы дружим.

Я видел оба лица одновременно. Бессильное разочарование на одном и ликующую улыбку во весь рот на другом.

Подруга вздохнула — так, чтобы её непременно услышали, пронзила Сакуру испепеляющим взглядом, бросила на прощание: «Завтра я заставлю тебя сознаться» — и, помахав рукой только ей, удалилась.

«Так вот с кем она назавтра договорилась?» — сообразил я и с радостью осознал, что искры посыплются не на меня, а на неё. А со взглядами одноклассников, которые будут сопровождать меня и впредь, я решил смириться. Пока нет реального вреда, их можно не замечать.

— Вот уж кого не ожидала здесь встретить… — наполовину удивлённо, наполовину радостно произнесла Сакура, без спроса цапнула с моей тарелки одну лепёшку и тут же её слопала. — Мы с Кёко дружим со средних классов. Как видишь, она не привыкла уступать, и поначалу я её боялась. Но стоило нам поговорить, как мы тут же подружились. Она хорошая девочка, и ты тоже должен с ней поладить.

— Ничего, что ты утаила свою болезнь от лучшей подруги? — окатил я её холодной водой, понимая, что, скорее всего, это тотчас же смоет краски положительных эмоций, игравших в душе моей спутницы.

Я не имел склонности обижать намеренно. Мне действительно искренне хотелось разобраться, почему она проводит немногие оставшиеся дни со мной. Казалось бы, последние часы жизни разумней разделить с тем, кому она гораздо дороже. Редкое для меня проявление заботы и сочувствия.

— Ничего-ничего! Она слишком чувствительная. Если ей сказать, она будет плакать при каждой нашей встрече. Как тогда веселиться? Ради собственного спокойствия я решила молчать до последнего.

Она словно отразила вылитую на неё холодную воду усилием воли — с таким настроением и такими словами. Этого хватило, чтобы заставить меня умолкнуть.

Но её воля пробудила сомнения, со вчерашнего дня таившиеся в глубине души, и я решил, что один-единственный вопрос я обязан задать.