Ричард Руссо - Шансы есть…

— Там, похоже, кто-то решил, что сегодня вечер открытого микрофона.

Тедди покачал головой:

— Глазам своим не верю.

Хотя Линкольн и вообразить себе не мог, с чего бы, Тедди, казалось, по-настоящему чем-то встревожен. Мики и женщина с шипастой прической, судя по всему, действительно о чем-то спорили, но лицо у Тедди предполагало, что он наблюдает нечто гораздо серьезнее. Что же он говорил тем утром? Что иногда приступ имеет форму предчувствия? И у него сейчас оно?

Лишь когда телефон у него в кармане заелозил, Линкольн вспомнил о другом звонке, поступившем, пока он разговаривал с Анитой. Он успеет проверить голосовое сообщение, пока группа вновь с ревом не оживет? Публика уже принялась хлопать в предвкушении. Нажав «воспр.», Линкольн прикрыл правое ухо, чтобы левым лучше слышать проигрываемое сообщение. Голос принадлежал Джо Гроббину.

— Линкольн. Позвоните мне, когда это получите. Я тут разнюхивал.

Его за плечо схватил Тедди.

— Ты должен это видеть!

Рассчитывая, что спор между Мики и женщиной с шипастой прической накалился, Линкольн с удивлением обнаружил, что на эстраде все на самом деле успокоилось. Повернувшись спиной к публике, женщина с пурпурными волосами о чем-то беседовала с другими членами группы. Очевидно, ей позволили спеть. А еще необъяснимей то, что публику такое развитие событий только больше заводило. Хлопали теперь еще громче.

— Минуточку, — сказал он Тедди.

Явно правильнее всего — вернуться на улицу и позвонить оттуда, но внутри не протолкнуться. Чтобы добраться до дверей, понадобится целая вечность, и Линкольн нажал на кнопку «перезвонить».

Должно быть, Гроббин сидел, держа руку на телефоне, потому что ответил немедленно.

— Вы где, Линкольн?

— В одном месте, называется «Рокеры».

— Понятно, отчего такой шум. Давайте встретимся. Но не там.

— Завтра?

— Сегодня было б лучше.

— Линкольн! — Взгляда Тедди по-прежнему не отводил от эстрады, а в плечо Линкольну вцепился как тисками.

— Зачем?

— Чтоб я объяснил про вашего друга Мики, — ответил тот.

— А что с ним не так?

— Вы знали, что в восьмидесятых он избил одного парня до полусмерти?

— Вы о чем это?

— Хотите угадать, как звали этого человека?

По спине у Линкольна пробежал холодок, он повернулся к Тедди, который рассматривал его теперь с таким выражением, какое Линкольн мог истолковать лишь как сожаление — словно и он каким-то образом был в курсе их беседы и уже знал, что́ намерен объявить Гроббин.

— Понятия не имею, — признался Линкольн.

Однако какое-то понятие он все же явно имел — иначе бы удивился, когда Гроббин назвал имя. Если бы имя уже не сидело где-то в глубине его сознания, он бы не подумал: «Ну конечно же».

Три щелчка барабанных палочек — и на четвертом вступила вся группа, стеной звука. Линкольн узнал голос певицы тут же — это улика неопровержимая, как отпечатки пальцев.

— «КОГДА ПРАВДА ВДРУГ», — взвыл этот голос.

Не хотелось этого признавать, но он ощутил ее присутствие в тот же миг, как сошел с парома на берег, и вновь, гораздо мощней, — в «Виньярд газетт». А теперь — вот она. Из всех певиц, чьи песни Джейси исполняла с группой Мики, больше всех любила она Грейс Слик, и эта конкретная песня, «Кого-то любить», стала ее визитной карточкой [58] Somebody to Love (1966) — песня американского гитариста и автора-исполнителя Дэбни Роджера (Дарби) Слика (р. 1944), написанная после того, как он узнал, что его оставила подруга, и исполненная его тогдашней невесткой певицей Грейс Слик. . Она ее пела с полнейшей убежденностью, будто сама сочинила слова и знала всю их историю, поэтому Линкольн предвидел следующую строку, не успела еще она ее пропеть: — «СТАЛААААААА… ЛОЖЬ».

Грохот, сопроводивший слово «ложь», прозвучал как лязг тарелок, но раздался он не с эстрады, а откуда-то ближе: это Тедди потерял сознание и сперва накренился вбок на соседний столик, а затем рухнул на пол, где и остался лежать, подергиваясь, в луже пролитого пива, с которым мешались струйки крови.

Не послушавшись анестезиолога, велевшего ему отсчитывать от ста назад, Тедди решил, что гораздо насущнее — составить опись всего, в истинности чего убежден. Сделать конспект событий этих выходных, которые, подозревал он, превратили твердую почву у него под ногами в зыбучий песок. И лучше бы побыстрей, потому что препараты, которые ему вкатили санитары, очень хороши. Не только разобрались с болью, от которой перехватывало дыхание («Ура!»), но настолько полно разобрались с его тревожностью, что он уже и не мог с уверенностью сказать, что же именно его так тревожило («Еще раз ура!»). Вместе с тем он сомневался, что эти же наркотики укрепляют его аналитические способности.

Так… что же ему точно известно? Ну, он достаточно уверен в том, что отключился в «Рокерах». Помнит, что ему подурнело, когда он поднялся на ноги, а вот затем вокруг стемнело и раздался громкий удар — звук, как он теперь заключил, с каким его собственная голова отлетела от ближайшего столика. Еще он вполне уверен — поскольку услышал, как такую возможность обсуждают санитары, — что может потерять правый глаз — ну, или перестать им видеть. Очевидно, упал он на винный бокал, при падении разбил его, и осколки глубоко вонзились в скулу, один — в опасной близости от зрительного нерва. Надо спросить Линкольна, он где-то здесь рядом. Пока его катили в операционную, он слышал, как друг просит его не беспокоиться, все будет прекрасно. Будь Линкольн знаком с его историей падений, не настраивался бы так оптимистично. «Да, и кстати, — давно говорил ему другой врач, после того как он приземлился на копчик, — с травмами позвоночника — вот за чем глаз да глаз нужен». («Эгей! — подумал Тедди. — Глаз да глаз! Вот это выражение у нас скоро, вероятно, зазвучит совершенно по-новому».) Тогда, в шестнадцать, ему вполне светила возможность полного выздоровления. («Шансы есть , его шансы… жуть как хороши».) А вот результаты его… ну жуть как плохи .

Однако, если по всей чести, ему же все равно повезло, верно? « Не повезло» означало бы кресло-инвалидку на всю оставшуюся жизнь. Как причинную связь, удачу можно было дальше подразделять на непосредственную и отдаленную: да, в тот день в спортзале ему повезло, но повезло б еще больше, если бы в самом начале он не упал, а если уж говорить о настоящем везении, то и жизнь мог бы начать с другим отцом, кто больше походил бы на отца Мики, признавал бы свои отцовские обязанности и учил сына, что забияк и хамов нужно встречать лицом к лицу, возможно даже — кулаками. Наверняка в какой-то миг Майкл-старший посадил Мика напротив и объяснил ему — и даже показал, как наносить тот удар, что потом начисто сшиб Троера с ног.