Ричард Руссо - Шансы есть…

Мики скроил гримасу «нечего мне тут баки заколачивать».

— Херня, — сказал он. Достаточно дружелюбно, но все равно с вызовом.

Тедди решил пойти напрямик.

— Ты не сможешь мне помочь, Мик. Ценю твою заботу, но мне придется перетерпеть это в одиночку, как и раньше.

Мики застегнул ширинку и тоже подошел к раковине.

— Может, пора попробовать что-то другое, — предложил он. — Хотя для протокола — приглашаю я тебя не из-за тебя. Мне бы хотелось, чтоб ты кое с кем познакомился.

— Да? И с кем же? — Потому что если у Мики в жизни действительно появился кто-то новый, Тедди за него рад, пусть даже радость эта и отдает завистью.

— Дулю тебе, — ответил Мики. — Это сюрприз. — Он выхватил жменю бумажных полотенец из дозатора. — В общем, подумай.

Их взгляды встретились в зеркале, и Тедди пришло в голову, что друг, возможно, действительно просит его об одолжении. И вот такое — точно впервые.

— Ладно, — ответил он. — Подумаю.

Когда они вернулись к столику, тарелки уже убрали, а музыканты лениво взгромождались на эстраду.

— Вам эти ребятки понравятся, — сказал Мики, допивая остаток пива.

Подошла официантка спросить, не освежить ли им, Линкольн и Тедди дружно кивнули. Мики едва заметно качнул головой — Линкольн этого жеста не заметил, хоть и уловил, когда Мики и Тедди ухмыльнулись друг другу.

— Что? — спросил он, тут же исполнившись подозрений.

— Ничего, ваша честь, — заверил Мики.

— Ничего, — согласился с ним Тедди.

Барабанщик ударил по ободу рабочего барабана, и прозвучало это выстрелом, усиленным мегафоном, а басист пумкнул нотой, которую Тедди не столько услышал, сколько почувствовал глубиной желудка. Клавишник подкрутил свои регуляторы так, чтобы инструмент зазвучал расстроенным пианино. Один бармен — качок с козлиной бородкой, за тридцатник, в белой футболке, обе руки в наколотых рукавах — заорал:

— Рок-н-ролл!

Барабанщик, воздев руки над головой, пощелкал палочками — раз, два, три, — и ритм-гитарист с клавишником вступили из затакта, отчего толпа принялась хлопать. Гитара «Рикенбакер» невостребованной стояла посреди сцены.

— Ну что ж, — произнес Мики, щерясь Линкольну. — Наверно, позже увидимся, парни.

Публика больше не смотрела на эстраду, а развернулась к нему — и вдруг их ослепил луч софита. То, что нарисовалось на лице у Линкольна, пришлось признать Тедди, — просто бесценно.

— Я не… — начал было Линкольн, моргая в ошеломлении, но тут луч покинул их и последовал за Мики; тот прошагал к эстраде и вскочил на нее одним махом. Барабанщик убрал чехлы, покрывавшие два его бас-барабана, на одном теперь значилась надпись БОЛЬШОЙ МИК, на другом — НА КАСТРЮЛЯХ, так называлась прежняя группа Мики. Сам барабанщик тоже вступил — буквально обеими ногами. Накинув на себя ремень «Рикенбакера», Мики сделал шаг к микрофону, и голос его наполнил зал громом.

— Вот церковь, вот пивняк!

На что другие певцы и публика ответили:

— Вот школа, вот дальняк!

Мики:

— Девятнадцатое шоссе!

Публика:

— Чистым город держат все!

Тедди узнал песню — «Границы Натбуша», старый хит Айка и Тины Тёрнер, — и, конечно, опять подумал о Джейси, потому что это была аккурат такая песня, которую она бы точно орала что есть мочи в свое время. Да вот только теперь Джейси больше нет, поэтому играли они версию Боба Сигера [57] Nutbush City Limits (1973) — полуавтобиографическая песня американской певицы Тины Тёрнер (Анна Мэй Буллок, р. 1939), ставшая известной в исполнении дуэта (1960–1976) Тины с ее тогдашним мужем Айком (Айзиэр Ластер Тёрнер-мл., 1931–2007). Американский певец, гитарист и автор-исполнитель Роберт Кларк Сигер (р. 1945) впервые исполнил ее в 1975 г. — голос Мика сплошь хрип и скрежет.

— Натбуш! — выкрикнул он.

— Город Натбуш! — взревела в ответ публика.

— Въезжаем в Натбуш!

Все в зале согласились:

— Въезжаем в Натбуш!

Тедди глянул на Линкольна — тот качал головой, но все равно ухмылялся от уха до уха: до него наконец дошло, что он один был не в курсе.

— Скажи-ка мне, — крикнул он, стараясь, чтобы Тедди расслышал его за ревом гитар, грохотом барабанов и возбужденной публикой. — Как у меня в друзьях оказались такие засранцы? — Но телефон свой вытащил, и Тедди наблюдал, как он переключился в режим видео.

Все в заведении уже повскакивали со своих мест, и единственный шанс снять группу поверх голов у него был, только если взберется на стул, поэтому Линкольн и взобрался. Тедди — тоже, вновь очень жалея, что в жизни его больше нет Терезы. Если б и он делал запись, было бы с кем поделиться.

Возможно, подумал он, Мики и прав. Может, еще не поздно испробовать новый галс. Дать шанс монастырю. Однако он не мог решить, станет это новым дерзким курсом — или же просто робкой переработкой старой мысли о школе богословия. В двадцать один, когда Тедди махнул рукой на любовь, жизнь в затворе казалась разумным вариантом. Как очень многих серьезных молодых людей в ту пору, его очень привлекал замысел (вообще-то Мёртонов) простой, посвященной служению жизни подальше от безумия светского мира. А теперь? Ну кого он обманывает? На каком-то рубеже — кажется, вскоре после основания «Семиярусных книг» — ему пришло в голову, что он на самом-то деле ненавидит Мёртона и презирает его за то, что тот отвернулся от мира ради религиозного рвения. Старина Том, маленький эгоистичный говнюк, обманывавший сам себя, в набожности был так же рьян, как и в погоне за плотскими наслаждениями. Быть может, из-за того, что столько людей неверно считало, будто Тедди может оказаться геем, он всегда отвергал любые предположения, что геем мог оказаться и Мёртон, но вот теперь уже не был в этом так уверен. Почему он так туманен и уклончив в «Семиярусной горе» в том, что касается его сексуальных похождений? Почему тусуется, похоже, только с мужчинами? Даже Арамис, средний мушкетер Дюма, — серийный прелюбодей, даже пока готовился к своему священству, — не был так нечестен.

— Натбуш! — взвыл Мики — это вновь настал черед припева песни, и на лице у друга читалось такое, чего сам Тедди не переживал уже очень давно, а потому не сразу распознал это чувство. Радость. Чистейшая и беспримесная.

То, что Мики любил сейчас, — рок-н-ролл, исполняемый на очень высокой громкости, — любил он и мальчишкой. Признавая то, что переполняло душу его так, что та готова была лопнуть, он хранил ему верность — и многие десятки лет они оставались друг с другом, как самые верные любовники. Еще Тедди пришло на ум, что не сказать им с Линкольном, чья группа сегодня играет, — как раз такой секрет, какой Мики и нравится хранить, а потом точно в нужный миг выдавать, словно бы доказывая тем самым, что мир — поистине волшебное место, где полно чудесных неожиданностей. В остальном же, как и говорил Линкольн, он весь «что-на-витрине-то-и-в-магазине». В душной кухне сестринского корпуса он мыл кастрюли, потому что предпочитал это занятие флирту с хорошенькими девушками в обеденном зале. А небезразлична ему была всего одна «тета» — иного он никогда и не утверждал. Тому студентику из «САЭ» он двинул ровно потому, что его и впрямь разозлили эти каменные львы у входа, что бы те там ни символизировали в его пьяном сознании. Почему в самый последний момент из возможных он передумал и удрал в Канаду, а не отправился во Вьетнам? Ну что ж, ладно, тут Тедди совершенно без понятия, но он уверен, что ответ, когда возникнет, окажется несложен, поскольку несложен и сам Мики. Он не специализировался по универсализму, а четко знал, кого и что любит; иными словами — знал, кто он. А если у Троера другое мнение, он мелет херню.