Денис Драгунский - Богач и его актер

— Прекрасно, — кивнул Якобсен. — У меня тоже. Вот именно так. Больше пяти, но все-таки меньше ста. Я никогда не пользовался услугами проституток. Все мои отношения с женщинами были серьезны. Длинные романы, короткие романы. Но всякий раз это были серьезные романы. Как говорилось в наше время, «связи». Теперь возьмите блокнотик и попытайтесь посчитать. Вот и получится, что в жизнь может влезть самое большее полсотни полноценных связей.

— А студенчество? — возразил Дирк. — Молодость, путешествия, какой-нибудь ресторанчик, танцзал, номера?

— Два или три раза, самое большее пять, — ответил старик. — Потому что дальше неинтересно. — Он снова посмотрел на королеву косметики, которая как нарочно стояла возле скамейки, освещенная солнцем, как будто бы знала, что ее рассматривают с третьего этажа. — Это была чудесная женщина. Как она вам показалась?

— То есть? — Дирк сделал вид, что удивился. У него слегка покраснели уши.

— Ну, мил человек! — засмеялся Якобсен. — Я же прекрасно знаю, что вы ее трахнули позавчера. Или это она вас трахнула? Да какая разница. Она мне все рассказала. Она мне рассказала, что вы немножечко похожи на меня. На меня в молодости, то есть в мои сорок девять. Ведь мы с ней именно тогда сошлись. Она была просто очаровательна. Таких задниц я видел, наверное, всего три в моей долгой жизни. Да и то остальные два раза на картинках. Она еще не была королевой. Она только начинала. У нее была маленькая лаборатория косметики, с магазинчиком. Не могу сказать, что я ей помог. Это было бы слишком самонадеянно. Я не давал ей денег на развитие бизнеса. Хотя она в первую же встречу попросила у меня некоторую сумму. Так, по-дружески помочь закрыть одну неприятную дырку в кассовом плане. Но я почему-то обиделся. Да, я, почти пятидесятилетний богач, обиделся на двадцатисемилетнюю красотку, хозяйку косметической лавочки. Или уже не лавочки, а фирмочки, но, если сравнивать со мной, это как слон и муравей.

Она очаровала меня, обаяла меня, она была прекрасна. Она была благоуханна! В прямом и переносном смысле. Это было благоухание не только косметики и духов, это было благоухание молодости и свежести, благоухание чистоты и радости, благоухание любви. О, как она произнесла это слово, прошептала мне его! «Я тебя люблю», — сказала она, когда мы оказались с ней вдвоем.

Это было на улице, за столиком дорогого кафе. Мы сидели под каким-то деревом, и, когда она подняла на меня глаза, с дерева вдруг упал какой-то то ли орех, то ли каштан, я уже забыл. Упал зеленоватый твердый круглый плод, со звоном ударился о стеклянную поверхность столика — как раз между нашими бокалами вина — и легко отскочил, покатился по каменным плитам тротуара — я же говорю, это было на улице… Она подняла пальчик: «Это знак!» — «Какой знак?» — «Это значит, что я тебя люблю». Хотя до этого мы с ней говорили исключительно о рынке косметики. Мне ее порекомендовали как молодую, энергичную и перспективную предпринимательницу, которая могла бы мне помочь в смысле некоторых покупок. Я тогда собирался начать парфюмерное производство у себя в стране. Мне надоели французские бренды, я решил, что хорошо бы сделать нечто принципиально иное. Оригинальное. Наше, северное. Надо было с чего-то начинать, и вот в Париже мне посоветовали встретиться именно с ней. Неплохой человек посоветовал, адвокат, достойный доверия. Хотя у меня было и до сих пор остается маленькое подозрение, что это была операция. Операция против меня. Они же знали, что за человек Якобсен, знали, что у меня неисчислимые возможности, ну, в сравнении с их масштабами. Огромный денежный ресурс. Что я в крайнем случае могу их всех скупить и переименовать. Моим именем пугали бизнес в Европе. Говорили: «Как Якобсен захочет, так и будет». При этом на самом деле я не очень хотел создавать парфюмерные и косметические бренды у себя на родине. Знаете почему?

— Догадываюсь.

— Неужели? Ну-ну-ну? — Якобсен был в нетерпении.

— Потому что, — сказал Дирк, — если бы вы этого по-настоящему захотели, вы бы это сделали. Так?

— Вы умный льстец, господин фон Зандов, — мрачно сказал Якобсен, но тут же вновь заулыбался. — Но это правда. Мне это было просто забавно. Знаете, иногда хочется отдохнуть от подшипников и стали. Хочется чего-то мягкого, ароматного, человеческого. Ясное дело, в Париже это никому не понравилось. Да, может быть, это была операция. Не исключено, господин фон Зандов, уж простите за такую вульгарную фразу, тамошние парфюмеры просто хотели подложить ее под меня, чтобы сбить с толку и с моих планов. Любопытно то, что у них это отчасти получилось.

Да, так о чем это я? О том, что я обиделся на нее. Я, мультимиллионер, европейский воротила, обиделся на девчонку. Когда она, внезапно перейдя на «ты», сказала, что любит меня, и тут же согласилась пойти со мной в гостиницу, я не то чтобы верил в ее любовь… или не в любовь, а в ее слова… А почему бы, господин фон Зандов, мне было и не верить? — Тут глаза Якобсена растерянно расширились, в них показалось едва ли не детское изумление. — Если голодный говорит: «Я хочу есть», если прохожий говорит: «Я заблудился, не знаю, как выйти к дороге», почему я не должен этим людям верить, почему должен подозревать каждого в чем-то подлом и низком, в какой-то игре, в злонамеренной, заранее спланированной лжи, имеющей целью обернуться против меня? Нет! Ни за что! Да здравствует искренность! Юная женщина говорит мне: «Я тебя люблю». Je t’aime , вы понимаете? Замечательно, прекрасно, у нее такие глаза, такие губы. Moi aussi . Я тоже люблю тебя.

Мы пошли ко мне. Она была очень хороша, а потом сказала: «Милый, я тебя ни о чем не прошу, ты подарил мне прекрасные минуты. Но вот ты говорил, что хочешь построить у себя фабрику и сеть магазинов, а у меня как раз образовался очень неприятный кассовый разрыв. Всего каких-то семьдесят тысяч франков, а взять их неоткуда. А надо платить аренду и налоги». Честное слово, я чуть не заплакал! Как просто было бы сразу сказать: «Ханс Якобсен, посмотри на меня, мне двадцать семь лет, я прекрасна, как натурщица Энгра, я искусна, как одалиска турецкого султана с картины того же Энгра. Красивее меня ты не найдешь, даже если обыщешь весь Париж и Лондон в придачу. Каких-то жалких семьдесят тысяч, и я твоя на ближайшие два месяца». Потому что, — нахмурился он, — таких разовых цен не существует, господин фон Зандов! Даже для самых дорогих куртизанок. Верьте мне. Я знаю цену на пшеницу, на нефть, на хлопок и на оружие для афганских партизан, ну и конечно, я знаю цены на проституток.

Дирк был не просто растерян, он был смят этими откровениями, неожиданной обнаженностью этого странного старика. Особенно неприятно было знать, что парфюмерная королева, оказывается, доложила Якобсену все подробности их встречи.