Евгений Рякин - Путь

Внезапно подул ветер, и сосны вмиг зашумели.

— Прошлое рождает будущее, — повторил Ильсид.

— Да, вы правы, — согласно покивал головой Доктор.

— В яком же смысле? — подслеповато моргнул старик.

— Ну, так оно и есть. — Тоже повернулся к нему Доктор.

— И ты хочешь сказать, что смогёшь привести примеры?

— Конечно. Ведь это ж доказано было ещё в прошлом веке.

— Да? Я что-то не слышал таку историю. Смогёшь рассказать?

— Ну, ладно. М-м-м, — задумался он, соображая, как начать. — Знаете, как работает память?

— С дэшку есть знаний, — уверенно выпятил губу Ильсид, сложив руки в замок на колене. — «Навострил казак уши», — как у нас говорят. Мне в прошлый раз глянулось то, что ты толковал про эту свою кору, да и тогда ты неплохо пояснил за миелинизацию, поэтому я почитал книжки. Было любопытно. Так что насчёт того, что прошлое создаёт будущее?

— Ну, вот смотрите: память — это то, что вы используете не только для хранения информации, но и для работы с ней, верно? То есть вы не можете брать какие-то образы, строить фразы, даже видеть без участия памяти. Вы даже видите так — мозг при помощи саккад сравнивает то, что хранится в памяти, с тем, что происходит в реальном времени. Собственно, мы с вами — это синергия вашей памяти, в том числе и эмоциональной, с эволюционной надстройкой в виде сознания. Память, как известно, кодируется и обрабатывается в гиппокампе, который постоянно выискивает какие-то похожие образы для всего. Поэтому, задумайтесь, если у вас чего-то нет в памяти, то это прям сложно представить, верно ведь? Например, вообразить, как выглядит тропический фрукт «замболдай».

— Есть такое, — усмехнулся старый. — Не могу наметать себе даже обёртку.

— Так вот, когда вы пытаетесь прогнозировать будущее, происходит то же самое. Вы используете воспоминания, внутренним взором собирая картинку из тех пазлов, что у вас есть. Если нечего вспомнить, не важно, видели ли вы это сами или прочитали в книге, то и грядущее воображается блекло. Ведь перспектива образованного человека намного шире, точнее и яснее, чем у узколобого неуча. А различает их одно: количество знаний, сохранённых в памяти. Поэтому я и согласился с вами в том, что прошлое формирует завтрашний день. Ведь на языке мозга это звучит похоже — без памяти невозможно ясно представить будущее.

— Главное — уметь держать уровень, оставаясь в настоящем, — вдруг серьёзным тоном повёл черту Ильсид. — И никогда не упускай того из виду, что вот прошла Первая волна, за ей другая, мир переербнулся много раз, но… люди остались теми же. Ты думашь, что они меняются, эволюционируют себе, но всё не так, всё не так. Считашь кого-то другом, а он оказыватся врагом, доверяшь человеку, а он тебя кидат — вот она человечья порода. Ты ещё не раз в том убедишься, помяни мои слова.

Ильсид недобро насупился и, вдруг хлопнув рукой по скамейке, шустро поднялся.

— Ладно, Шуран, что-то холодно становится, как бы не отморозить себе чего важное. Пойдём-ка обратно, к мобилям.

И, не дожидаясь согласия, пошаркал по дорожке. Доктор вскочил и двинулся рядом, а старик тем временем продолжил.

— У людей друга система замера — они или растут, или гниют, как и всё живое. Я тебе совет дам: по делам блюди, не по словам. Дело есть за спиной — смотри да кумекай, кто тебе мешат? Хотя сложно распознать порой, в рост или в землю человек тянется, в основном, у всех где-то посрединке, — высморкался Ильсид одним носом и замолчал.

Доктор, выждав паузу, решился задать вопрос.

— Ринат Мансурович, а вы случайно не знаете, как понять, решение правильное или нет? Просто всегда думаешь, так поступить или этак, и не знаешь, на что решиться. У вас, может быть, есть какой-то свой метод, чтобы понять, куда идти?

Старик ответил не сразу.

— Нет тово метода, Шуран. Простая чуйка, что до всего нужно допереть пробой да ошибкой — то ись импирическим путём. Ты ж сам токмо раскочегаривал, что чем шире опыт, тем резче перспектива. Больше шаришь — меньше падашь, так всё и работат.

— Это понятно, но ведь часто бывают ситуации, когда не знаешь, какое направление выбрать.

— Так вить нет волшебного принципа, просто с умом принимай путь, куда идти, и следи, куды двигашься. Куды идёшь, туды и придёшь в конце концов. Когда понимашь, куда топать, тогда и решения верные принимашь, и случай оказывается в пользу. Говорится, что, мол, дорога возникат под ногами идущего. Я бы добавил, что под ногами знающего конец пути, так вернее. Я всё объяснить тебе не сумею, но ты молодчик, спрашивашь, — широко улыбнулся Ильсид. — Вопросы, мил человек, интересная штука — как только они заканчиваются, заканчиваемся и мы вместе с ними.

Ильсид веско произнёс эти слова, заложив руки за спину, и снова замолчал, как бы подчёркивая их вес и значимость. Доктор воспользовался паузой.

— Ну, вот давайте по-другому попробую спросить. Я понимаю, что путь у каждого свой, и его не описать. Но как, скажите мне, Ринат Мансурович, — продолжил Саня, — как вы тогда понимаете, что сбились с пути? Если путь не описать, как вы говорите, то, как его понять?

— Погоди, — Ильсид пригладил бородку и задумчиво посмотрел на него. Секунд через тридцать он спросил:

— Скажи мне, Шуран, тебе раньше нравилось ежедневно шлёпать на нелюбиму работу? Вспомни, что ты в то время чухал* (чувствовал)? — задал он короткий вопрос.

Саша наморщил лоб, вспоминая эти монотонные будни, ни к чему не приводящие, никуда не ведущие. Как он, действительно, топал на работу под низким небом и февральским дождём. Как однажды поскользнулся в зимне-весенней грязи, упал прямо в лужу, выронил туда же документы. Как через силу, через холод еле отапливаемого помещения, где жил, заставлял себя вставать по утрам. Как в одиночестве жевал холодный завтрак за кухонным столом. Вспомнил такие же скучные вечера с невкусным ужином, остывающий интерес к работе, ежедневную жвачку рутины. Вспомнил вонь в квартире. Брюзжание управдома, порицания на работе, бессмысленные опыты…

Такой была его жизнь, пока в неё не начал вторгаться алкоголь — тогда она стала ярче, но пошла под уклон. И поскакали мысли по кругу: зачем уходить на работу, зачем возвращаться с неё? Работа днём, отдых от неё — ночью. Без денег, без смысла и удовольствия. Он много раз хотел что-то изменить, но прошло несколько лет, прежде чем на самом деле что-то поменялось. Это случилось тогда, когда он по ошибке поехал на конференцию «Две двойки». А если бы не поехал?

Он аж вздрогнул.

— Я помню — это неприятные ощущения, — ответил Шуран.

Ильсид кивнул, подняв брови, мол, ну, давай думай дальше, развивай мысль.

— И что? При чём тут ощущения? — криво улыбнулся Доктор.

— Паршивое дело всегда неприятно, как его не назови, Шуран. У кого мысля смурная, у того и всё в сраму. А жись — что такое? Это процесс, тебе ли не знать, учёному человеку? И тут сам решашь, какой она будет. Хошь — муторной, хошь — отрадной. Могёшь гордиться тем, что делашь, а могёшь презирать. Решай сам. Помни токмо, что дни пролетают быстро — чем больше тянешь, тем меньше времени успеть перевести с минуса на плюс.