Евгений Рякин - Путь

— Как? — спросил Саша, моргая красноватыми от усталости глазами.

— А так, что и классическая, и квантовая физика — зависят от начальных условий!

— Слушай, Бо, я постепенно перестаю тебя понимать. Ну, зависят, и что дальше?

— А то, Сашка, что хаос, как бесконечный фрактал, не имеет ни начала, ни конца.

— И типа поэтому в хаосе нет начальных условий? — обмозговав, дал ответ Саша.

— А ты поумнее, чем выглядишь, — подколола Бо, ощущая дикую сухость во рту.

— Но! Заметь! Любой момент становится началом пути. Всё зависит от решения.

— Вот не сможешь не сумничать?! Иногда с тобой просто невозможно говорить.

Доктор только фыркнул, а девушка поспешила сменить тему, потому что стало уже вообще невмоготу.

— Любимый, будь добёр, принеси своей уставшей женщине водички. — Бо развалилась на подушках, поправляя маечку, чтобы ничего не торчало наружу. — Что-то сил никаких нет.

Саня погладил её по ноге, вскочил, хлопнул себя по голым ягодицам и пошлёпал на кухню.

— Тебе тёплой или холодной?

— Той, где скорость атомов больше!

— Бо, ну кончай загадки загадывать, какой?

— Конечно, тёплой, Саш! Меньшая скорость у льда.

— Да ну тебя в баню! Умничает она. — Доктор налил в стакан воды из графина и, с удовольствием выпив, продолжил. — Мы, кстати, на третьем курсе высшего ликея изучали математическую теорию хаоса, поскольку эволюция склонна к хаотичному поведению, так что я немного в курсе. Энтропия и всё такое…

— Э-э-э! Я тебе так скажу — не нужно энтропию из второго закона термодинамики путать с хаосом жизни. — Бо облизнула сухим языком пересохшие губы, медленно подбирая слова. — То, что происходит с эволюцией, нельзя описать терминами микромира. Каждое измерение существует по своим законам. Запомни это! Микромир и макромир связаны, но, тем не менее, это миры с разными законами.

— А как эти миры соотносятся?

— Как-то так — в градиенте.

— А. Так же, как мозг?

— То есть это как?

— Ну, у нас в нейрологии нечто похожее наблюдается. — Саня глотнул воды. — Например, все структурные элементы мозга взаимно перетекают друг в друга тоже, как в градиенте. Нет такой, условно говоря, детали, которая бы отвечала за нечто конкретное — за сон, например, или за зрение. Это всегда некая совокупность. Да и с масштабом нечто похожее происходит, ведь нейроны работают по одним правилам, состоящие из них системы мозга — по другим, а сознание — так это вообще тема отдельного разговора. — Он наконец налил и ей воды. — Нам, кстати, фракталы приводили в пример, когда объясняли возникновение мыслей или эмоций — они снова и снова возвращаются к себе, через систему повторений и самокопирования формируя нечто новое. Разум — это постоянное движение вперёд, это динамика пластичного мозга, позволяющая человеку творить внешний мир, во как я умудрился загнуть! На, держи, — он подал ей водички.

Бо, скользнув взглядом по его бёдрам, чреслам, животу, груди и рукам, приняла стакан.

— Спасибо, дорогой. Я знала, что ты не дашь своей женщине умереть от жажды…

— Я могу угомонить и твою телесную жажду, если ты понимаешь, о чём я?

— Ой, сам угомонись, давай просто полежим, позалипаем на поговорить.

— Давай.

Он прилёг рядом, накрылся одеялом, накрыл её — в комнате было свежо — и, расслабившись, утонул в подушке. Она тоже закрыла глаза, нащупала его руку, крепко сжала и выдохнула.

Так прошло минуты две. Потом она спросила.

— О чём думаешь?

— Что? А. О пацанах.

Они помолчали.

— Тяжело, конечно, слов нет. Но ты это, я хочу тебе сказать, — Бо приоткрыла глаза, повернувшись к нему. — Я тебя очень прошу. Прекращай одно и то же в голове гонять, а? Ни к чему это — затягивает, знаешь ли. Да и бухать тоже надо завязывать, а то ты уже неделю не просыхаешь, дорогой мой человек.

— А ты сама-то тоже тогда кончай без остановки дурь курить.

— Так ты тоже куришь.

— Так ты тоже пьёшь.

Он повернулся к ней, и какое-то время они глядели друг другу в глаза.

— Надо завязывать, да? — с сожалением в голосе спросил Доктор.

— Да, пора, Саш, пора — дел невпроворот. Да и выборы сами себя не выберут.

— Просто я о пацанах не перестаю думать, — он откинулся на подушки. — И вообще обо всём произошедшем. Такая тяжесть накатывает, что только алкоголем и спасаюсь, а когда покурю, то только хуже становится.

— Думаешь, мне не тяжело? Я сама уже измучалась. Как вспомню — Оливер лежит без сознания, а рядом с ним лужа крови из головы Лойя, — Бо аж передёрнуло. — Расскажи хоть, как Оливер? Более-менее в себя пришёл?

— Да! — отмахнулся Доктор. — Не знаю, пришёл или не пришёл. Я же тебе говорил: сидит в квартире и тоже бухает, но в одну каску и очень жёстко — очень! Вчера попытался с ним поговорить, а он в дрова: глаза стеклянные, ни петь, ни свистеть. Я ему про то, что пора уже отходить, а он мне давай рассказывать, как для Лойя могилку копал. Сначала, говорит, ломом землю разбивал, потом лопатой рыл…

— Где похоронили-то хоть? Ты так ничего и не ответил, когда я спрашивала.

— Где, где? На кладбище, конечно. В Ганзе, в новом секторе.

— А раньше почему не мог мне об этом сказать?

— Почему, почему? — с внезапным раздражением вспылил Доктор. — Не хочу вспоминать об этом, — он с досадой покусал губу и нехотя ответил. — Мать Лойера приезжала.

Бо широко раскрыла глаза и прикрыла рот рукой.

— И вот… Пришлось мне встречать её, объяснять, как это произошло, что-то выдумывать про несчастный случай. Даже вспоминать не хочу. Как она рыдала, истерики закатывала. Когда на кладбище приехали, так вообще вой подняла, начала на могилу бросаться. Я давай оттаскивать…

Саша закрыл лицо руками и несколько раз провёл по нему ладонями, словно отгоняя воспоминания.

— Не хочу думать об этом, Бо. Пожалуйста.

— Я не настаиваю, Саш, конечно, — с жалостью произнесла она, погладив его. — Просто я бы хотела хоть цветочки на могилку положить, он ведь и мой товарищ был.

— Съездим, потом обязательно съездим. Я обещаю, — тяжко выдохнул он.

— А тех двоих?

Доктор промолчал.

— Жуйченко-то куда дели?

Саша потупил глаза, кусая губы.

— Извини, Бо, пожалуйста, но не могу…

— Ты мне, своей женщине, не скажешь, где?

— Бо, дорогая моя, зачем я буду рассказывать то, что тебе знать не нужно? И дело не в том, что я не доверяю тебе, а в том, что я оберегаю тебя от опасностей. Понимаешь меня?

— Ладно, твоё дело. Не хочешь говорить — не говори. — Бо сделала вид, что не обиделась. — Твоё дело. Тогда я тебе скажу, что Оливка ревёт всё это время горькими слезами. Еле на работу вытолкала, чтобы в болото не засосало. Сам знаешь, что если надолго заскорбишься, то под жизнь поднырнёшь…

— Ну да, — отрывисто бросил он и не стал продолжать. Женщина натянула одеяло повыше: