Валентина Краскова - Тайны кремлевской охраны

На первом заседании Учредительного собрания депутат В. Чернов говорил, что Россия выстрадала социализм, и призвал положить конец гражданской смуте, напомнив, что демократические свободы куплены кровью ряда поколений.

Достаточно было осторожного сомнения в правильности действий нового правительства (социализм «не есть скороспелое приближение к равенству в нищете»), чтобы спровоцировать реакцию слева. Возглавлявший делегацию большевиков Бухарин заявил: «Мы клянемся с этой трибуны вести гражданскую войну, а не примирение».

Штейнберг от лица левых эсеров предложил собранию «преклониться перед царственной волей народа» и сделать своей программой Декларацию, выработанную ВЦИК («Декларацию прав трудящихся и эксплуатируемого народа»).

Учредительное собрание тоже предполагало себя народным представительством, оно перед ВЦИК не «преклонилось» и решило выработать новую программу.

Видя, что навязать свою волю не удалось, большевики и левые эсеры ушли с заседания.

Учредительное собрание отказалось от обсуждения подготовленной Лёниным «Декларации прав трудящегося и эксплуатируемого народа». Это и решило его судьбу. Ведь «те», кто не с нами, те против нас».

19 января в пятом часу утра Анатолий Железняков, возглавлявший отряд матросов, объявил депутатам, принимавшим законы республики, что «караул устал» и депутатам пора разойтись.

Как говорится, надежда умирает последней… Даже когда прозвучали печально знамениты слова «караул устал», парламентарии продолжали верить, что избрание Учредительного собрания всем народом сделает его авторитет неприкосновенным, недосягаемым, неоспоримым.

Они не знали, что план ликвидации парламента уже вызрел и специально для разгона Учредительного собрания большевиками создан Чрезвычайный Военный Совет.

Таврический дворец, где 5 января должно было открыться Учредительное собрание, подступы к дворцу, район Смольного и другие важные позиции Питера совет (созданный для ликвидации) поручил охранять матросам. Сама формулировка «для охраны» должна была притупить бдительность парламентариев. Командовал агрессивно настроенными матросами народный комиссар по морским делам П. Е. Дыбенко.

Дыбенко вызвал Ховрина и Железнякова. Объяснил задачу, поставленную перед ними. Подойдя к карте Петрограда, висевшей на стене, он говорил:

— Вот какие пункты займут балтийцы: Таврический дворец — 100 человек; Николаевская академия — Литейная — Кирочная — 300 человек; Государственный банк — 450 человек. У Петропавловской крепости будет 4 гидроплана. Таврический дворец за вами. Тебе, Ховрин, поручается командовать отрядом по охране порядка на подступах к дворцу. А ты, Железняков, расставишь караулы…

— Но где взять столько людей? — спросил Ховрин.

Дыбенко вместо ответа протянул Ховрину текст телеграммы, посланной им на имя Центробалта. В ней говорилось:

«Срочно, не позже 4 января, прислать на двое или трое суток 1000 матросов для охраны и борьбы против контрреволюции в день 5 января. Отряд выслать с винтовками и патронами, — если нет, то оружие будет выдано на месте. Командующими отрядом назначаются товарищи Ховрин и Железняков».

— Я немедленно выезжаю в Гельсингфорс. А ты, Анатолий, двигай в Кронштадт, — сказал Ховрин.

Над Петроградом висело хмурое январское небо. День 5 января 1918 года зарождался в волнении. Быть или не быть российскому парламентаризму? Страна замерла в волнении. Россия готовилась сделать новый шаг навстречу цивилизации. Но большевики по-своему решили этот вопрос — «диктатура пролетариата» вместо парламента.

Пять лет спустя Дыбенко писал об этой ночи:

«…На главных улицах Петрограда заняли свои посты верные часовые Советской власти — отряды моряков. Им дан был строгий приказ: следить за порядком в городе… Начальники отрядов — все боевые, испытанные еще в июле и октябре товарищи… Железняков со своим отрядом торжественно выступает охранять Таврический дворец — само Учредительное собрание… Он искренне возмущался еще на 2-м съезде Балтфлота, что его имя предложили выставить кандидатом в Учредительное собрание. Теперь, гордо выступая с отрядом, он с лукавой улыбкой заявляет: «Почетное место займу». Да, он не ошибся. Он занял почетное место в истории».

Сын Маленкова в книге мемуаров, вышедшей уже в постперестроечный период, писал: «Однако нельзя забывать и того, что у людей, переживших шквал Октября, даже у той части русской интеллигенции, которая не приняла революцию 17-го года, ощущение исторического возмездия было, что называется, в крови. И этому тоже есть немало причин… Совсем кратко, по моему мнению, можно сказать, что главной социопсихологической причиной октябрьского переворота было страстное желание многих миллионов людей восстановить свое человеческое достоинство, опрокинуть и уничтожить тех, кто столетиями уничижал и предков их, и их самих. Ведь не случайно же самыми преданными бойцами за новый строй были беднейшие крестьяне, брошенные правящей кастой на фронты первой империалистической, часть радикально настроенной молодежи из местечек и представители некоторых малых наций, также постоянно чувствовавших высокомерный гнет феодальной империи. Общая ненависть к тем, кто унижал их, объединила этих людей, вовсе не питавших симпатий друг к другу…

Именно таким «преданным бойцом за новый строй» был матрос Железняков, разогнавший Учредительное собрание.

…Отряд выстроился у подъезда дворца. Железняков расставил посты, проверял оружие, указывал, где установить пулеметы, отдавал последние распоряжения.

Он знал, что делать, если Собрание не примет предлагаемую большевиками «Декларацию прав трудящихся и эксплуатируемого народа…».

К Таврическому дворцу, прорезая морозный воздух сиренами, ежеминутно подкатывали автомобили, подлетали с храпом стройные рысаки. Никто не знал, что замышляет «охрана».

К трем часам дня с высокими сводами круглый зал заседаний бывшей Государственной думы был переполнен.

Рассаживались по традиционному порядку: правые эсеры и кадеты заняли крайнее правое крыло, где раньше размещались октябристы. Представители национальных группировок и беспартийные разместились в центре. Большевики и левые эсеры — на крайнем левом крыле.

Хоры были до отказа забиты питерскими рабочими, матросами и солдатами. По воспоминаниям одной из участниц событий, публика на хорах была оснащена трещотками, и в функции ее входило одно — срывать выкриками и шумом проведение Учредительного собрания. Большевики учили, что все парламентарии — предатели, малограмотная публика верила. Пьяные матросы топали ногами, плохо одетые женщины истерически верещали.