Лариса Шкатула - Замуж не напасть [litres самиздат]

– Гм-м.., – покашливает врач на её настороженное молчание – ждал, что она станет просить прощения? – Что вас беспокоит?

– Его неподвижность! Со вчерашнего дня он не пошевелился!

Теперь она вспоминает, что вчера, ближе к полуночи, этот врач заглядывал в палату. Но только для того, чтобы спросить:

– Жалобы есть?

Он проверяет пульс Аристова, и в глазах его мелькает беспокойство.

– Ирочка! – тревожно бросает он проскользнувшей в дверь медсестре. – Позвони Зинаиде Емельяновне – она сегодня как раз дежурит. Пусть срочно подойдёт! А ты принеси…

Он вполголоса перечисляет названия лекарств, которые в ушах Евгении отзываются бубнящей абракадаброй. Но одно она понимает: неподвижность Толяна вовсе не так естественна, как пыталась убедить её медсестра.

Через несколько минут к двум, уже знакомым ей медикам, присоединяется третья – величественная женщина со строгим неулыбчивым лицом.

– Это ещё что за посторонние? – спрашивает она.

Евгения покорно выходит и без сил опускается на низенькую, обитую коричневым дерматином, кушетку. Она сидит так пять минут или полчаса, не ощущает, и приходит в себя от того, что строгая врачиха трогает её за руку. В руках её маленький кожаный чемоданчик, которого поначалу Евгения не заметила.

– Говорят, ты бузила? Врачу указывала? Молодец! Вовремя подняла тревогу.

И уходит. Евгению не удивляет её "ты" – Зинаида Емельяновна похоже, ровесница её матери.

На второй день Аристов приходит в себя. Пробуждение его сознания она чуть не прозевала. Сидела как обычно рядом и держала в руке его потеплевшую наконец руку. Евгения прижимает её к своей щеке и вдруг чувствует, как пальцы Толяна, неловко скользнув, гладят её. Очнулся! Наконец-то!

– С возвращением! – улыбается она.

– Ты пришла, – говорит он.

– Пришла! – хмыкает Евгения. – Я здесь уже двое суток!

"Только на два часа домой бегала!" – добавляет она про себя.

– И спала возле меня? Когда я лежу на спине, я храплю. Я мешал тебе спать!

– Боже, о чём ты думаешь: храпел! Да ты едва дышал!

– Жень, позови санитарку!

– Я всё сделаю сама.

– Ещё чего! И побыстрее! Я двое суток терпел!

Она бегом выскакивает из палаты, находит санитарку и просит:

– Пожалуйста, зайдите во вторую палату…

И суёт ей в кармашек халата пятёрку.

– Это что же, муж жену стесняется? – удивляется женщина.

– Мы недавно женаты. Он ещё не привык.

– А-а-а, тогда понятно, – кивает санитарка и через некоторое время выходит с уткой. – Пришёл в себя, слава Богу. А это ничего, обвыкнется!

– Аристов! – сердится Евгения, заходя в палату. – Я от предложенной Кузнецовым сиделки отказалась. И должна во всём её заменять, понимаешь?

– Понимаю, – кивает он. – Вот когда мы проживём с тобой вместе тридцать лет, тогда, так и быть, разрешу тебе подносить мне утку… А пока попить дай, что-то у меня крышу ветром срывает!

Он отпивает несколько глотков и закрывает глаза.

– А нельзя, чтобы эту гадость с моей руки убрали? – спрашивает он про капельницу.

– Я могла бы спросить у Евгения Леонидовича, – смущается она, – но, честно говоря, после вчерашнего я боюсь к нему подходить. Ещё выгонят меня из реанимации. Здесь они очень неохотно родственников держат. Ты потерпи пока, давай уж обхода дождёмся.

– Давай, – вздыхает он. – Какая всё-таки буря поднималась вчера в нашем тихом омуте?

– Не то кололи, – бурчит она.

– А и правда! – бледно улыбается он. – Пусть боятся!

– Зато теперь, – не сдаётся она, – меня весь остальной медперсонал любит. Я на их местных звёзд наехала. Медсестра – дочь ректора медицинского института, а врач – его будущий зять.

Аристов некоторое время молчит, а потом осторожно шевелит рукой, к которой тянется прозрачный шланг капельницы.

– Такое впечатление, что эта штука лишает меня индивидуальности. Этим раствором растворяют мою особую кровь и тем самым доводят её концентрацию и состав до уровня среднего серийного больного…

– Кто тут серийный? – бодро вопрошает входя, лечащий врач, Евгений Леонидович. – Как говорится, шёл мимо и зашёл. Вас не устраивает наша традиционная капельница? Зато физраствор в ней особый – только для сильных духом мужчин!

Он подмигивает невольно улыбнувшейся Евгении и склоняется над Толяном.

– Похоже, наш больной ожил?

– Ожить-то ожил, да как бы не полностью. Ноги от колена и ниже я почему-то не чувствую.

Доктор откидывает одеяло.

– Так чувствуете? А так?

Пальцы его пробегают по ногам Толяна.

– Что же вы хотите, сильный удар!.. С позвоночником, друг мой, шутки плохи – такое может выкинуть. Здесь рецепт один – не сдаваться! И терпеть. У нас есть хороший мануальщик, я договорюсь, чтобы он вас тщательно прощупал. Назначим массаж, физиопроцедуры…

Он присаживается на стул у кровати.

– Хотите, я расскажу случай из моей медицинской практики? Лет двадцать назад я работал в небольшой больнице на Камчатке, когда в один из дней поступил к нам больной из отдаленного эвенкийского стойбища. В истории его болезни медсестрой – или шаманом! – было записано: "Пурункул на правой полужопе".

Аристов беззвучно хохочет. Евгения вторит ему, но внутренне она сжалась в комок. Больные любят Евгения Леонидовича, знают его привычки. Если он рассказывает анекдот или случай из медицинской практики, значит, его что-то беспокоит.

– Прошу прощения за неблагозвучное словцо, но, как говорится, из песни слова не выкинешь!

– Я сейчас! – она будто невзначай выскальзывает вслед за доктором.

– Евгений Леонидович, насколько у моего… мужа это серьезно?

– Честно говоря, я не знаю, – говорит он задумчиво. – Здесь многое зависит от его индивидуальности. Были случаи, когда люди оставались в инвалидной коляске на всю жизнь. Но возьмите того Валентина Дикуля. Цирковой артист получил травму позвоночника и приговор врачей: ходить не сможет. А он не только поднялся на ноги, но и стал работать силовым акробатом – легковые машины на себе поднимал!

Что и говорить, врач её не успокоил! Испугалась она? Евгения спрашивает себя и не чувствует страха. Прорвемся!

На третий день пробуждение Толяна Евгения нахально просыпает. Знает, что он, как говорила бабушка, "продирает глаза чуть свет", но не думала, что, ослабевший и больной, он так быстро вернётся к своим привычкам.

И просыпается-то она от его взгляда! Правда, тут же спохватывается.

– Толяша, тебе что-нибудь нужно?

– Ничего. Я просто хочу на тебя смотреть. А ты поспи. Ещё рано.

– Скажешь тоже, я здесь не для сна!

– А для чего? – опять он начинает свою игру с поддразниванием – что ж, значит, есть ещё порох в пороховницах!

– Для того, чтобы ухаживать за моим любимым и единственным.