Лариса Шкатула - Против течения

Стали появляться и другие бегуны. Один очень толстый мужчина, который дышал шумно, как паровоз. И пот катился с него градом. Да, красота требует жертв. Или красота, или здоровье. Когда тебе килограммов сто пятьдесят… Кстати, а что же я не взвесилась перед бегом? Теперь мой эксперимент в чистом виде уже не будет столь точным. Ничего, если я похудею за сегодняшний день на пятьсот граммов, пусть они будут у меня в запасе. А с завтрашнего дня начну считать!

Я только начала бегать, ещё не зная, надолго ли мне хватит дыхалки, но уже почувствовала, как с меня как будто начала слезать старая высохшая шкурка. И под нею, обнажилась, задышала молодая нежная кожа. Почему-то казалось, что сейчас я устану, начну тяжело дышать, но нет, я продолжала бежать, словно с моих плеч свалился груз, который так долго не давал мне жить!

Но до чего же быстро я «сдохла»! Такие слова в отношении себя я употребляла нарочно, потому что и сама не ожидала, что по части физической формы настолько слаба. Да у меня её и нет, физической формы!

Как там пел Высоцкий? «Я на десять тыщ рванул, как на пятьсот, и спекся!» Вот и я выдохлась. Думала, только стану на дорожку в парке, так и побегу, как молодая газель. Однако, поплелась, тяжело дыша и останавливаясь, как больная корова…

Хорошо, что перед тем, как бежать, я кое-что на тему занятий бегом почитала. В таком вот случае, если во время бега я не смогу что-то сказать, не сбивая дыхания, мне было разрешено перейти на быструю ходьбу, что я с удовольствием сделала. Но, посматривая на часы, я всё-таки постаралась бегать-ходить пятьдесят минут, потому что организм, как объяснялось в популярной литературе, начинает сжигать жиры только через тридцать-сорок минут.

– Да-а, – сказала я себе, возвращаясь домой. – Как всё запущено.

Такая модная фразочка. Её сейчас охотно цитируют герои многочисленных сериалов. Но к моему случаю она особенно подходила.

Ещё одно условие я тоже выполнила – нельзя давать себе сразу запредельную нагрузку, чтобы после занятий возвращаться домой будто выжатый лимон.

Такие «спортсменки», как я, обычно выискивают для себя в инструкциях подобные поблажки.

Приняла душ, стала на весы, предварительно стерев с них пыль. Весы пришлось вытаскивать из-под книжного шкафа. Взвесся я заранее, сейчас бы с удовлетворением наблюдала, как весы качнулись в сторону минуса от прежнего результата, скажем, на килограмм.

Люблю подшучивать над собой. Так мне кажется, что я возвращаю себя в действительность. Есть у меня, есть привычка рассказывать себе сказки, и тогда получается, всё хорошо в моей жизни. И вроде ничего не сгорело, и лошадь уцелела, не как у той несчастной маркизы…

Я окинула мысленным взором огромное поле – так называемую пересеченную местность, которую мне предстояло перейти в моих испытаниях. А, может, ну его? – заныл внутренний голос, – столько лет жили без всяких этих напрягов, почему бы и впредь не жить так же? В смысле, не жили хорошо, и привыкать нечего… Но я задавила в корне это нытьё, едва взглянув на свои щеки с приятным румянцем.

В самом деле, я выглядела гораздо лучше, чем до того, встав с кровати. Что-то на мгновение, как солнце из-за тучи, выглянуло из глубины моих глаз: уж не восемнадцатилетняя ли Юлиана, которая пережила однажды такой стресс, что из-за него позволила родным управлять ею, как шхуной с порванными парусами? Пережила и завернулась в кокон, или просто упала в реку жизни сухим листом, который несет себе река всё вниз и вниз… К морю? Нет, к подземной реке Стикс, в которую она впадает.

Всё-таки я насквозь пропитана классикой и всяческими афоризмами. Чего вдруг я опять стала вспоминать о пережитом стрессе? О том, который изменил на долгие годы мою жизнь. Разве я не запретила себе, никогда об этом не вспоминать? Неужели теперь я всё-таки решила поменять свои привычки и темп жизни, а заодно взглянуть на себя со стороны?

Я почувствовала, как кровь отливает от лица, чтобы смениться бледностью. Даже пульс ускорился так, как не ускорялся во время бега.

Женщине в сорок три года бояться своих девичьих воспоминаний! Это вообще, ни в какие ворота не лезет. По какой причине люди, подобные мне, вдруг начинают сбиваться с колеи и переходить на другую, чужую?

Может, всё же не стоит отмахиваться от своего прошлого? Почему я до сих пор его боюсь? Ведь известно, вытащи занозу, что саднит душу долгие годы, осмотри на свету со всех сторон с учетом своего четвертьвекового опыта, и наверняка уйдут все составляющие страха. А само событие покажется ничего не стоящим переживанием. Так, мелкой неприятностью… Но нет!

Когда-то я нарочно перечитала много афоризмов о страхе, а запомнился почему-то только один: страус вовсе не прячет голову в песок, он просто показывает нам задницу. Наверняка сказал кто-то из американцев, любят они шутить про этот орган.

Мое проклятие – тот самый студент-медик. Не знаю, почему он ничего не боялся. То есть, я ведь могла заявить в милицию и прости-прощай его институт! Надеялся меня уговорить? Не ожидал такого яростного сопротивления? Думал, в случае чего я его не найду?

Позднее выяснилось, что раньше он учился в Москве, а потом перевёлся к нам. Теперь я думаю, что он был самый настоящий сексуальный маньяк, ведь впоследствии на своих пристрастиях он всё же попался. Мне рассказала об этом подруга, которая нас и познакомила.

– Представляешь? – ахала она. – А на вид не скажешь, что он такой непорядочный. Говорят, Галку – его очередную жертву – он связал своим галстуком, чтобы она не могла сопротивляться.

Медика осудили на довольно большой срок, уж не помню, на какой, но думаю, что парнишка получил по заслугам.

Мы тогда и слова-то такого не знали: маньяк. Чего ему было охотиться именно за порядочными девчонками, ведь доступные девицы были всегда. Разве что, чуть меньше, чем теперь. Сидели себе на лавочках парка и на подошвах у них была написана цена за ночь…

Он попытался меня изнасиловать. Сейчас бы я, наверное, посмеялась: мало ли что и кто пытался, ведь не получилось, и ладно.

Целую ночь он то уговаривал меня, то угрожал, и пытался не только рвать на мне одежду, но и бить по лицу.

Потом, когда начало светать, он понял, что ничего со мной не сделает. Обозвал дурой.

Дура, не дура, а свою честь я отстояла.

Глупо сейчас звучит – девичья честь. А тогда девушки порой на смерть за неё шли…

Что-то меня на красивости потянуло. Смеюсь над былыми страхами, хотя в тот момент мне было совсем не смешно.

Как бы то ни было, я на него не стала подавать заявление в милицию. Мы поговорили с мамой и решили, что раз ничего не произошло, пусть живёт.

– Бог его накажет, – как-то на мой взгляд старорежимно выразилась мама.