Лариса Шкатула - Брачные танцы на пепелище

Но самое страшное…

– Детство я не люблю вспоминать, – говорила Рита. – В нём только и помнится вечно пьяный отец и мама, которая, не переставая закатывала ему скандалы… Нет, меня он не бил, что ты, только от этого было не легче… Вот, видишь, у меня шрам на виске? Это мне досталось зеркалом от «Жигулей» седьмой модели.

– Вы под машину попали?!

– Нет, под машину я попала раньше, а этим зеркалом – папа брился, глядя в него – он пытался ударить маму, потому что она как всегда ему под руку всякую ерунду говорила, а я закрыла её собой… Папа со зла размахнулся, как следует, ну, мне в висок и въехал. Я – брык, и с копыт! Отец, конечно, испугался. Думал, родную дочь убил. Клялся-божился, что больше капли водки в рот не возьмёт, только ненадолго его хватило…

– Он и сейчас пьёт? – осторожно спросила Юля.

– Сейчас не пьет. Врачи напугали, что если он пить не бросит, долго не проживет… Если бы ты знала, как я в детстве его стеснялась. Один раз иду из школы. Смотрю, соседи на улицу высыпали и на меня смотрят с жалостью. Даже причитания услышала: «Толик Галину убил. Бедный ребенок, сиротой остался!» Я со всех ног домой. Думала, и правда отец маму убил. Оказалось, другой Толик, тоже на улице у нас жил, по пьянке жену зарезал… И ведь никто не усомнился, что мой отец мог это сделать, понимаешь?!

Короче, из этих всех рассказов Юля сделала вывод: дети, которые живут… мягко говоря, в проблемных семьях, ужасно живучи… Кажется, опять она нашла себе оправдание. А иначе, как объяснить тот факт, что Маргарита – врач, и на вы, а она – всего лишь медсестра, и на ты?

На самом деле, ей вдруг стало жалко Риту. Мало того, что у неё не было нормального детства, как у Юли, с пионерскими лагерями и поездками с родителями по всей стране, она и теперь, имея всё, не чувствует себя счастливой.

– … Все происходит по Фрейду, – подводила итог своим рассуждениям Маргарита. – Зря, что ли, в голливудских фильмах первым делом ныряют в детство, когда разбираются в отношениях между близкими людьми. На этом строится человек…

– По-моему, мы только что говорили о любви, – напомнила Юля.

– Вот я и говорю: мне в детстве не хватало любви отца. Я всегда мечтала о ней, как об особом благе, вот потому, видимо, и влюбилась в человека, старше меня… Или нет? В нём столько любви, нежности, внимания. Он не станет как Лёвушка со мной соревноваться: кто круче, кто сильнее, кто право имеет…

Юля понимала, что удостаивается особой откровенности своей шефини, и это её словно обязывало, относиться к Маргарите как к близкому человеку…

А Маргарита, между тем, запнулась и прислушалась.

– Юля, по-моему, у нас там кто-то ходит.

Конец фразы она договаривала уже на бегу. Кто может ходить по кабинету, когда прием окончен? Шестой час вечера.

Юля размышляла об этом, а сама – нет, ну боевик, да и только! – схватила с журнального столика старый скальпель, которым они резали пирожные, и зажала его в кулаке.

Отвлеклась-то всего на несколько секунд, а когда добежала до дверного проема, услышала вскрик и звук падения тела.

Глава тринадцатая

Ещё на бегу Юле пришла в голову мысль, которую она не хотела додумывать. Она запихивала её на самое дно сознания, но мысль выскальзывала из пальцев и опять вырывалась на поверхность: Генка пришёл устраивать разборки к ним в стоматологический кабинет.

Юля никогда не думала, что в один момент может стать другим человеком. Она знала – пусть и в теории – что на это по крайней мере нужно время: может, месяцы, а, может, и годы.

А с нею случилось невероятное: как будто из ножа с выдвижными лезвиями определенного набора, вдруг выскочило что-то иное, конструктором непредусмотренное.

Она влетела в кабинет и увидела лежащую на полу Маргариту.

Юлия прежняя метнулась бы к лежащей женщине… Нет, сначала бы закричала от страха, а потом присела над обездвиженным телом, ожидая, как в любую секунду в бок ее может ударить фирменный Генкин башмак.

А сейчас она поудобнее перехватила скальпель и, держа его перед глазами, стала медленно подходить к Генке, по лицу которого всё ещё змеилась торжествующая улыбка.

При этом она явственно видела, что скальпель выпачкан кондитерским кремом, и со стороны в ее руках выглядел нелепо, но все равно рука девушки не дрогнула, и так получилось, что они одновременно взмахнули руками – Генка в надежде закрыться. Он все понял, едва глянул на ее неподвижное лицо.

Скальпель, хоть и старый, был всё ещё острый, и он пропорол куртку мужчины, как нож – хлеб. А так как замахивалась она со всей силы, то скальпель прошел сквозь куртку, рукав водолазки, коснулся кожи… Жаль ему, как хладнокровно отметила Юля, не хватило длины. Кожу он поранил неглубоко.

– Ты что! – завизжал Генка. – Совсем с ума сошла?!

По прежнему сценарию визжать должна была Юля.

– Ты меня порезала!

Она опять сделала шаг к нему, и он в страхе отшатнулся.

– Убирайся! Или в следующий раз я порежу твоё личико.

Фу, какой-то спектакль она устроила, но как, однако, он подействовал! Юлю, по крайней мере, возбудил настолько – руки до сих пор дрожали, но не от страха, а в каком-то кровожадном возбуждении.

Геннадий метнулся прочь, будто за ним гналась стая волков. А бежала всего лишь Юлия. Чтобы успеть закрыть дверь. На этот раз, на ключ, который лежал на полочке у выхода.

А потом вернулась к лежащей Маргарите, которая уже начала приходить в себя. Посчитала пульс: немного скачущий. Еще бы, после такого стресса.

– Риточка, моя хорошая, я сейчас все сделаю, – сказала она, кинувшись к холодильнику, где у нее в ванночке была заморожена вода. Выхватила замороженную емкость, стукнула об стол и проворно собрала кубики льда в вафельное полотенце.

Потом уже привычным движением положила голову Маргариты к себе на колени и стала осторожно обрабатывать её лицо, придерживая ледяной компресс там, где уже стали формироваться синяки.

– Где он? – прошептала Рита.

– Выгнала, – успокаивающе погладила Маргариту по руке Юля, и в эту минуту, разбив окно, в кабинет влетел огромный булыжник, чудом не повредив бормашину.

– Надо же, это единственное окно, которое мы не поменяли на пластиковое. Ты когда-нибудь видела, как бьются пластиковые окна? И вообще, они бьются?

– Я вызову милицию, – поджала губы Юля.

– Не надо, он сейчас угомонится, – проговорила Рита и села. – Ты что, дралась с ним?

– Я его порезала. Скальпелем.

– Боже мой, – с усилием произнесла Маргарита и вдруг стала смеяться, кривясь и придерживая саднящую челюсть.

– Девочки, что у вас случилось? – услышали они снаружи мужской голос. – Рита, открой, это я. Бандит, который здесь слонялся, уже уехал.

– Это Аркадий, – сказала Маргарита и побрела к диванчику, с усилием на него опускаясь. – Открой ему дверь.