Максим Привезенцев - Дихроя. Дневники тибетских странствий [litres самиздат]

– Ну, как голова? – спросил Лама, едва меня увидел.

– Как самочувствие? – это уже Ребе.

Следом пришел Борис Гринберг:

– Вижу, высокогорье вас не подкосило?

Остальные «паломники» – Артем, Паша, Дмитрий, Виталий, Роман и Лариса – тоже оригинальностью не отличались. Впрочем, что еще спросить при первой встрече в Тибете? Я из всех собравшихся знал только Ламу и Ребе; они же и набирали группу из своих знакомых, с которыми мне перед поездкой удалось обменяться лишь несколькими сообщениями через соцсети. Заселившись в номера – гостиница, снятая туроператором, оказалась паршивая, но Олег заверил, что лучшей в этот сезон не найти, – мы отправились прогуляться по Лхасе.

– Как, говорите, переводится это название? – щурясь от яркого солнца, уточнил Ребе.

– Место Богов, – ответил Лама.

– Мне кажется, или пора переименовывать? – усмехнулся Ребе. – Потому что богов тут, как кажется, уже не осталось…

Я склонен был с ним согласиться. На той улице, по которой мы пошли, первые этажи красивых старинных зданий занимали магазинчики и сувенирные лавки с аляповатыми вывесками, отчего Лхаса больше напоминала огромный базар, разросшийся до размеров целого города. При этом грязь и запущенность, о которых рассказывал Цыбиков в своих дневниках, разумеется, никуда не делась (разве что фекалий на мостовой в сравнении с началом двадцатого века значительно поубавилось). Местные, кажется, даже не особенно старались как-то декорировать убогость иных улиц. Вдобавок то тут, то там попадались на глаза дешевые палатки, в которых жили самые бедные горожане.

Больше всего поражало количество красных флагов, транспарантов и полицейских, которые нам встречались.

– Китай в эти дни празднует 70-летие Народной Республики, – пояснил Олег. – Так что привыкайте к яркости… и предосторожности.

– Что ж, безжалостная поступь китайского прогресса, который добрался и до этих мест, – глубокомысленно заметил Лама, когда мы делились с ним первыми впечатлениями от древнего города. – В Потале должно быть поаутентичней.

После обеда мы отправились к салону BMW за мотоциклами, аренду и страховку которых мы оформили через турфирму.

– А чего у некоторых тибетские номера, а у некоторых – китайские? – удивился Борис Гринберг.

– Какие были по наличию, такие и оформили, – пожал плечами Олег.

Придирчиво осмотрев мотоциклы – это оказались новенькие BMW GS800 и GS1200, – мы жребием распределили транспорт между участниками нашего каравана, после чего отогнали байки на стоянку возле гостиницы. Туда же чуть позже Олег прикатил джип сопровождения, в котором планировали перемещаться они с Джимми.

– А в багажник положим вещи, – добавил наш гид.

Забегая вперед, стоит сказать, что с поклажей дела у всех обстояли совершенно по-разному – от двух небольших сумок, которые легко помещались в кофры мотоциклов, до внушительных баулов с картины пассажиров первого класса «Титаника».

Разобравшись с байками, мы отправились на первый совместный ужин, в ходе которого обсуждали различные нюансы.

– Мотоциклы к путешествию готовы, машина сопровождения тоже… – перечислял Олег. – Завтра, насколько я помню, отправляемся на пешую экскурсию в Поталу?

Все закивали. Я про себя отметил, что во времена Цыбикова дворец находился на окраине города, а теперь являлся его центром.

– Как вообще впечатления от Лхасы? – сделав пометку в телефоне, спросил наш гид.

– Что-то пока не вдохновляет, – опередив всех, заявил Дмитрий.

Я нахмурился, удивленно посмотрел на Ламу. Тот лишь пожал плечами.

– Ну, так мы еще нигде не были, – неуверенно заметил Ребе. – Только первый день же.

– Ну, я думал, тут как-то… сразу необычно. А пока просто язык другой, ничего выдающегося.

Голос Дмитрия буквально сквозил разочарованием.

– Ничего, ближе ко сну еще будет «необычно», – улыбнулся Лама. – Когда горная болезнь накроет.

Тогда нам казалось, что он больше шутит. Но с наступлением ночи мы все убедились, что Лама отнюдь не лукавил.

«К сожалению».

Заснул я под утро и толком не выспался, но по крайней мере с утра у меня не болела голова, а это на фоне жуткой ночной мигрени казалось настоящим чудом. Вдобавок странный голос, который вчера как будто звучал в моей голове, более никак себя не проявлял, а потому я списал все случившееся на усталость и «горняшку».

День обещал быть насыщенным: нас ждала Потала и центральный рынок Лхасы – Баркхор; в этих местах, как заверял Лама, все еще жил дух исконного Места Богов.

•••

Февраль 1900 года

Монастырь Лабранг. Новые предсказания

– Не тяжело, Гомбожаб? – поинтересовался Чэшой, когда в очередное утро Цыбиков, неся молитвенный барабан, вышел из дома, чтобы отправиться на прогулку по окрестностям Гумбума.

Внутри у востоковеда похолодело, но внешне он никак не выдал волнения и лишь сказал:

– Да нет, привык. Сколько себя помню, он всегда был со мной.

Чэшой улыбнулся самыми уголками рта и одобрительно кивнул. У Гомбожаба отлегло от сердца; попрощавшись с предводителем, востоковед устремился прочь.

Его молитвенный барабан привлекал много лишнего внимания, что, впрочем, объяснялось его солидными размерами; он был необычно велик, определенно больше многих, виденных Гомбожабом прежде и ныне, но другой не подходил замыслу Савельева и других инициаторов путешествия.

Цыбиков невольно хмыкнул про себя, вспомнив, с каким лицом профессор рассказывал ему об их дерзкой задумке – красным от перевозбуждения, с горящими азартом глазами и чуть подрагивающими от волнения крыльями носа.

– Вы полагаете, никто ничего не заподозрит? – выслушав Савельева, сказал Цыбиков.

Голос его был пропитан скепсисом, точно накидка путника в дождливый день.

– Помилуйте, Гомбожаб… – Поморщившись, профессор отмахнулся, будто от назойливой мухи. – Это ведь настолько личное, что никто не станет на подобное покушаться! Нет, разумеется, если вас застанут, когда вы будете делать снимок с помощью спрятанного в барабане фотографического аппарата…

Он замялся, и Цыбиков с невеселой улыбкой закончил за него:

– Тогда не сносить мне головы. И не надо, прошу вас, говорить, что все обойдется. Нам обоим прекрасно известно, как тибетцы относятся к фотоаппаратам: любой из них, увидев меня с ним, решит, что я хочу похитить чью-то душу, и казнь моя станет вопросом времени, причем небольшого!

– Правда ваша, Гомбожаб… – нехотя подтвердил Савельев с грустью. – Но, поверьте, мы выбрали лучший фотоаппарат из всех возможных – ручной Pipon Self-Worker, сделан не где-то, а в самом Париже!..

– Ну, если в самом Париже, то умирать, конечно, уже не так страшно, – не удержался от сарказма Цыбиков.