Пенелопа Дуглас - Доверие [litres]

В Кинтане.

От десяти до пятнадцати… лет?

Пристально гляжу на дядю, который избегает зрительного контакта, и уйма новых вопросов готова вырваться наружу. Что она сделала? Он был причастен?

Ной и Калеб по-прежнему с ней разговаривают?

Джейк перемещается дальше, я следую за ним, обратив внимание на еще одну отвалившуюся доску.

Когда ее осудили? Давно он воспитывает мальчиков в одиночку?

Мой взгляд смягчается. Наверное, ему тяжело пришлось. Это другого рода боль, я уверена. Если у тебя отнимают близкого человека, в отличие от ситуации, когда близкий человек бросает тебя по собственному желанию.

– Ты ее любил?

После этих слов я смущенно потупляю взгляд. Естественно, он ее любил.

– Я утопил в ней свои чувства, – поясняет Джейк. – Потому что не мог разлюбить другую.

Я прищуриваюсь.

Он прерывается, вытаскивает бумажник, открывает его, достает фото и протягивает мне.

Изучая выцветшие лица на старом снимке «Полароида», согнутом пополам, сразу же узнаю своего дядю и слегка улыбаюсь.

Он лежит на подстилке для пикника, без рубашки, в длинных шортах-хаки, и крепко обнимает темноглазую девушку с черными волосами.

Джейк бледный, гораздо щуплее, чем сейчас, но его улыбка нисколько не изменилась – он либо смеется над тобой про себя, либо думает о вещах, заниматься которыми приемлемо лишь за закрытыми дверями. Правда, с такой стильной стрижкой и мальчишеским лицом он скорее похож на мажора-квотербека [12] Позиция игрока нападения в американском футболе. Является лидером и ключевым игроком в атакующих построениях команды, задачей которого является продвижение мяча по полю. из сериала на канале CW.

– Ты? – Посмотрев на него, стараюсь скрыть свое веселье.

Нахмурившись, мужчина выхватывает фотографию из моих рук.

– В свое время я был королем бала, знаешь ли.

Был? Похоже, до сих пор им остается.

Взяв лопату, он начинает подсыпать землю в ямку, образовавшуюся вокруг заборного столба.

– У твоего дедушки был дом в долине Напа, – рассказывает Джейк, пока я помогаю удержать столб в вертикальном положении. – Мы ездили туда каждое лето, играли в гольф, напивались, развлекались с девчонками…

Мы… Мой отец тоже?

Я смутно помню деда, так как тот умер, когда мне исполнилось шесть. Однако знаю, что он развелся со своей первой женой – матерью папы (ему тогда около двенадцати лет было) – и во второй раз женился на еще одной голландке, у которой уже имелся собственный сын – Джейк.

– Флору я встретил в восемнадцать, – продолжает дядя. – Боже, она была чертовски красива. Ее семья работала на винограднике. Иммигранты. Бедные… – Он мельком смотрит на меня. – И, конечно же, наши семьи не могли допустить подобного.

Мне почти хочется рассмеяться – не потому, что это смешно, а потому, что я понимаю. Я впервые осознаю: мы с Джейком – члены одной семьи, и он знает их не хуже меня.

– У нее не было купальника, – задумчиво произносит Джейк. – Помнится, на протяжении всего лета. У меня даже мысли не возникало, что она не могла позволить себе купить его. Когда мы ходили на озеро, она купалась в белье и футболке, и мне это нравилось. Ее тело, подчеркнутое прилипшей к коже мокрой одеждой, было невероятно прекрасным.

Я представляю, как бушевали его гормоны и эмоции. Какой он, когда влюблен?

Джейк вздыхает.

– Так она выглядела сексуальнее, чем в бикини. Мне не хотелось, чтобы то лето заканчивалось. Мы не могли оторваться друг от друга. Я был без ума от нее.

Но этой женщины в данный момент здесь нет.

– Однажды вечером твоя мать…

– Моя мать? – Мои глаза резко устремляются на него.

Он избегает моего взгляда, плотно сжав губы.

– Твоя мать была восходящей звездой, они с Ханнесом только начали встречаться. Она пригласила Флору погулять и напоила ее. Проснулась Флора в постели с другим мужчиной. – Сделав паузу, Джейк наконец-то смотрит на меня. – Не со мной.

Моя мать пригласила ее погулять, напоила и…

– С моим отцом, – произношу я, сопоставив факты.

Он кивает.

– Твой дедушка понимал, что я от нее не откажусь, поэтому твои родители помогли ему избавиться от Флоры.

Усиленно моргаю. Поверить не могу, что защищала их перед дядей. Его ненависть к ним не удивительна.

– Она чувствовала себя ужасно виноватой, думая, будто занялась сексом с другим мужчиной. – Дальше Джейк ведет меня в конюшню наполнить кормушки для лошадей. – Семья с легкостью убедила ее, что нашим отношениям конец, если она, конечно, не хотела, чтобы я узнал о ее поступке. «Эй, а вот тебе еще и пятьдесят штук на переезд. Исчезни, деточка. Не звони ему».

– Ты не пытался ее найти?

– Я нашел. В какой-то квартире в Сан-Франциско.

Мой дядя замолкает на мгновение, натягивая перчатки.

– Она меня даже на порог не пустила. Не могла смотреть мне в глаза. Флора сказала, что больше не может меня видеть и не хочет, чтобы я ей даже звонил.

Он разрезает веревку, которой обмотаны тюки. Я беру вилы и распределяю сено по стойлам.

– Когда ты узнал, что они с ней сделали?

Несколько секунд Джейк молчит, затем отвечает едва слышным голосом:

– Примерно через неделю после того, как покинул ее квартиру. Сестра Флоры позвонила и сообщила, что она умерла.

Умерла?

Я замираю.

– Суицид?

Кивнув, он продолжает работать.

– О боже.

– Спустя шесть часов я собрал вещи и ушел без оглядки, – говорит Джейк, натянуто улыбнувшись. – Планировал направиться во Флориду, но оказался здесь и… не захотел уезжать. – Его взгляд смягчается.

Все, что я знала, как мне казалось, рассеивается, пока пазл складывается воедино деталь за деталью.

– Я поселился на этой земле в обветшалом трейлере без водопровода. Теперь у меня есть дом, мастерская, собственный бизнес и сыновья. Моя жизнь сложилась намного лучше, чем я заслужил.

Почему он думает, будто не достоин того, что имеет? Джейк невиновен в случившемся. Он пытался ее найти. Раз они действительно решили навредить той девушке, все равно бы это сделали.

Мои родители. Они бы вмешались подобным образом, если бы я влюбилась в кого-то, не соответствующего их представлениям?

– Извини, – выпаливаю я. – Мне жаль, что они так поступили…

– Твои родители, Тирнан, – перебивает Джейк, глядя мне прямо в глаза. – Ты не в ответе за них.

Но это в голове не укладывается. Мать не очень-то отличалась от Флоры. Такая же бедная – единственное, у второй девушки хотя бы семья была. Моя мама росла сиротой, скитавшейся между временными опекунами. Как она могла не встать на ее сторону?

Я опускаю глаза к талии мужчины. Татуировка на его боку сейчас скрыта футболкой, однако я помню слова. Моя Мексика. Он сказал, что Флора была иммигранткой, значит, татуировка в ее честь? Или так же, как для ковбоев, сбегавших в прошлом через границу, Колорадо стал для него пристанищем? Его Мексикой.