Максим Пачин - Суета. Роман в трех частях

Его супруга уже давно подготовилась к приёму гостей. Она передвинула большой круглый стол в центр гостиной, оставив между ним и диваном небольшое расстояние. По деревянному столу была разложена посуда и приборы. Ближе к центру томились приготовленные блюда из рыбы и фруктов. Главного блюда этого вечера – карамельного рулета еще не было, для него Виктория выделала центр стола и большую расписную тарелку, на которой был изображен крокодил. Рядом дымились две бутылки красного, завлекая своим терпким ароматом.

– На сегодня выбрала длинные, – заявила Виктория, рассадив своего супруга и незнакомца за стол. – Бокалы с длинной ножкой мне всегда нравились больше, если честно. Тебе нравится?

– Разумеется, дорогая.

– Как ваша прогулка? – обратилась она уже к гостю.

– Память так и не вернулась, – с обыденным разочарованием ответил он. – Что касается местных видов – они прекрасны, без преувеличений.

– Знаете, дорогой друг, – Виктория подсела к незнакомцу на диван, – мне искренне вас жаль. Ваша ситуация, она… – женщина на секунду призадумалась, – она требует времени. Но почему-то мне кажется, что у вас все будет хорошо, – она посмотрела в его карие глаза и улыбнулась.

– Спасибо вам. Права, я не имею ни малейшего представления о том, как благодарить вас. Мне непомерно стыдно, я словно старик в теле новорожденного, который постоянно нуждается в помощи.

– Не говори ерунды, – вмешался в диалог Ипостасей, – я не простил бы себе гибель другого человека из-за глупого бездействия.

– Это правда, – добавила его супруга. – Вы нам ничем не обязаны. Главное, чтобы ваша память вернулась. В свою очередь мы постараемся вам помочь всеми силами.

– Если тебе что-то понадобится – говори без стеснения, – Серебряный взглянул в окно. – Вечер, а Софии еще нет.

– Она написала телеграмму, что задержится. Видимо, ее кавалер слегка недоволен тем, что мы пригласили только ее, – Виктория еле сдерживала смех. – Странный молодой человек.

– Главное, чтобы эти распри никак не повлияли на присутствие карамельного рулета на нашем столе, – с иронией поддержал супруг.

Как только Ипостасей прекратил бродить в томлениях по гостиной и наконец уселся рядом со своей женой, в деревянную дверь кто-то постучался. Он неохотно раскачался со стула, бормоча что-то под нос.

– А вот и она, – заявила вдруг обрадовавшаяся Виктория. Пока ее муж лениво брел до двери, она расправила свое платье и поправила шелковые плечики.

Серебряный открыл дверь. На пороге дома скромно стояла худощавая особа высокого роста с темными, как ночь волосами и темными глазами. В руках она держала небольшой кулек, аккуратно обмотанный в тонкий шарф, винного оттенка.

– А мы вас ждем, – произнес хозяин, он с особой манерой произвел пригласительный жест рукой, указывая на стол в гостиной. – Vieni in casa, tesoro!

– Каждый раз, спеша к вам на вечер, я проклинаю эти джунгли, – девушка переступила порог дома и поспешила снять верхнюю одежду. – Эти обезьяны, ой, – она громко ахнула, – вроде и доброжелательные, но такие медленные… – Ипостасей взял ее бежевое тонкое пальто и повесил на гвоздь возле двери.

– Здравствуй, дорогая, – Виктория тут же подбежала к ней с объятиями. – Я так рада видеть тебя, – девушка передала ей завязанный в шарф кулек, что источал приятный карамельный аромат. – Какое счастье, рулет еще не успел остыть!

Виктория аккуратно раскрыла рулет, откладывая в сторону куски ткани, в которых он был завернут. Она медленно переложила его на расписную тарелку в центре стола, дабы не отвалился ни один кусочек из этого чудного десерта.

– Наконец все в сборе, – подвел Ипостасей, усаживаясь снова рядом со своей женой. Гостья не спешила садиться за стол.

– Дорогой, мне кажется будет лучше, если София сядет рядом со мной, а ты можешь пересесть к нашему дорогому другу, – Виктория с улыбкой кивнула девушке, девушка кивнула в ответ.

– Вот загоняете меня, потом не жалуйтесь, что рыбы нет – сами виноваты, – прокряхтел Ипостасей перебегая с одной стороны стола на другую. Подвинув слегка незнакомца, он плюхнулся на диван, сопровождая свои действия мучительными звуками.

– Присаживайся, София, – слегка раздраженно сказал он. Девушка молча села рядом с Викторией. – Это вот у нас София, – продолжил хозяин, обращаясь к незнакомцу. – А это наш странник, София.

– Рад знакомству, – дружелюбно ответил гость. Девушка скромно кивнула в ответ.

– Давайте выпьем, – Ипостасей в ту же минуту разлил по бокалам красное вино, – а то что, мы сидим как дикари, – улыбнулся он.

– Предлагаю тост, – Виктория подняла свой бокал, – за новые знакомства, – гости стола чокнулись бокалами, оставив на несколько мгновений приятные звуки хрусталя в воздухе.

– София у нас потрясающе делает рулет. Вам, – обратилась она к незнакомцу, – стоит непременно его отведать.

Прошло несколько дней, возможно месяцев, а возможно и лет. Никто не знал. Точнее, никто не следил за уходящим временем на острове. Все были заняты своими делами: кто-то рыбачил, кто-то охотился, а кто-то с ночи до утра пил вино, утишая себя и свою душу сладкими и незаметными мечтами под взором оранжевого солнца.

Среди жителей острова существовало три определения «бытия раскаленной звезды». Первое значение являлось «Ка» и обозначало, что солнце находится где-то в небе. «Дэ» – солнце скрылось за горизонтом и на смену ему пришла пустая темнота. «Эс» – третье состояние солнца, когда положение не играло особой роли, но исходящий свет обретал слегка синеватый оттенок и погружал пространство в грезы. Данную систематизацию привил местный ученый по кличке Ромб. Жил он на острове еще задолго до «вселенской эпидемии» и «нового основания». Он был отшельником. Последние годы жизни обитал глубоко в джунглях вместе с обезьянами и только иногда выходил к остальным, зачитывая на центральной площади свои новые «наблюдения». Одни считали его простым сумасшедшим, другие верили, что его слова имеют смысл, вечно подкрепляя свои идеи прогнозами, что выкрикивал Ромб на центральной площади. Он легко мог предсказать надвигающуюся бурю или количество дождей в течении тысячи «световых суток». Правда на этом, все прогнозы прекращали работать. Никто за все время на острове так и не увидел «большое чудовище, что обитало в водах», или «демона, что прятался в джунглях, высматривая новую добычу» и уж тем более, никто и представить не мог, что означало «третья форма бытия раскалённой звезды».

Точный день его смерти был неизвестен. Несколько жителей острова заподозрили неладное, когда профессор перестал появляться на центральной площади. Они собрали небольшую группу и выдвинулись на поиски в джунгли. Спустя несколько ночей стало известно, что Ромб мертв, а его тело обглодали маленькие жучки кожееды. Сам труп трогать не стали – опасно для жизни, но вот вещи, что оставил после себя Ромб, поисковая группа захватила с собой. Это было небольших размеров увеличительное стекло, кукла в виде женщины, сделанное из подручных средств и несколько десятков выцветших листьев, на которых были выжжены мелкие символы. Как оказалось позже, эти символы означали буквы, которыми Ромб описывал всю свою жизнь на острове, начиная от ситуаций, возникавших с ним в джунглях и заканчивая своими теориями о солнце, демоне или лечебных травах, что навечно омолаживают тело. Жители острова долгое время изучали эти письмена, которые вскоре были переименованы в «книгу». Спустя поколение на острове появилась первая бумага. В то же время на центральной площади был построен небольшой храм «В честь профессора Ромба». Это была небольшая конструкция в виде шалаша, собранный из больших листьев и толстых веток местных деревьев. Внутри храма располагалась свеча. Каждый из жителей мог зайти в этот шалаш и почтить память профессора. Рядом со свечой томилась кукла в виде женщины, небольших размеров увеличительное стекло, а листы из «книги» были аккуратно развешаны по стене храма. Большинство из них уже давно иссохли, буквы перестали проявляться даже на свету. Лишь последняя страница не менялась со временем. Скорее всего это было связано с тем, что страница создавалась позже остальных и менее объемной, но некоторые жителе острова верили, что в этом замешано нечто иное и таинственное. В память, слова с этой страницы были выжжены на столике, где стояла свеча: