Владимир Белобров - Арап Петра Великого-2

Сэр Генри поспешно вылил зловещую жидкость из пробирки на пол и протянул посуду нежданному гостю.

— Благодарю, — сказал сэр Гарольд и выпил несколько пробирок одну за другой. — А теперь ты, недостойный сэр Генри! — Он протянул бутылку и пробирку.

Пока сэр Генри дрожащими руками подносил пробирку ко рту, сэр Гарольд выхватил из-за спины курицу и со всей силы нанёс удар сэру Генри по лбу. Сэр Генри зашатался и рухнул. Сэр Гарольд дико захохотал и превратился в шкилета.

Перепуганный сэр Робенсбрюк из Сассекса попытался укрыться в сундуке, но шкилет одним прыжком допрыгнул до него и ударил курицей.

Сэр Робенсбрюк упал замертво.

Дверь отворилась и в комнату вошёл ещё один полуголый мужчина. Не успел он сделать и двух шагов, как получил по лбу чёрной курицей и умер.

— Я удовлетворён! — шкилет зашвырнул курицу в угол и, гремя костями, вышел из комнаты.

Перепуганная Кларисса от ужаса не могла двинуться с места, как вдруг кто—то грубо схватил её за плечо.

— Ах! — только и смогла произнести Кларисса и лишилась…"

Раздался громкий стук в дверь.

Княжна Белецкая вздрогнула и выронила книгу.

— Кто там? — сдавленным голосом произнесла она.

— Это я, — послышалось из-за двери, — Призрак-шкилет из Эрмитажа! У—у—у! Открывай, девица, я тебя съем!

Белецкая перекрестилась:

— Чур меня! — запричитала она. — Сгинь, черт!

— У—у—у! От—кры—вай! Не откроешь — я дверь сломаю! Я так умею! У—у—у! — Из—за двери послышался хохот. — Не боись, Елизавета Федоровна! Это я — Светлейший князь Меншиков. Что, спужалась? Ха—ха—ха! Открывай — свои!

— Чего вам надо? Поздно ужо. Идите спать к себе, — княжна приникла ухом к двери.

— Открывай давай! У меня к тебе срочная депеша от Петра Алексеевича.

— А вы её под дверь засуньте.

— Да я уж пробовал — не пролазит. Больно пухлая.

Белецкая слегка приоткрыла дверь.

— Давайте вашу депешу.

— Да ты пропусти в покои-то! Мне на словах ишо велено передать. Пусти!

— Энто неприлично — женатому мужчине к девице затемно являться. Говорите оттуда. А то я сейчас дверь прикрою.

Меншиков просунул в щель ногу.

— Открывай, говорю! Я из коридору сообщать не могу. Секретная нимформация государственной важности. — Он налёг на дверь и ввалился в комнату.

Княжна отбежала в угол и присела на краешек стула.

Меншиков прикрыл дверь на крючок.

— Неплохо, гляжу, ты, Елизавета Федоровна, тут обустроилась, — сказал он. — Картин голландских навешано. Занавесочки миленькие. — Меншиков поднял с пола книгу. — Сэр Снучардсон, — прочитал он. — Что пишуть?

— Про любовные страдания.

— Ну?! Энто я предпочитаю. Мне немец завсегда перед сном про такие предметы читает. — Меншиков наугад открыл книгу и прочитал по складам, — "… е—му по го—ло—ве и об—нял Кла… Кла… ри—су, Кларису, короче, обнял, дву—мя ру—ка—ми… Хе—хе… О—на за—пе—ча—т… запечатлела на ла—ни—тах не—вин… невинный поца—луй…" Ух ты! Зело забористо написано. Сразу антиресно знать — чем у них закончится… А у нас, Елизавета Федоровна, чем закончится наше позднее рандеву?

— Где же депеша?

— Елизавета Федоровна, будто не понимаете… Какие, к свиньям, ночью депеши?! Давайте лучше про любовь с вами побеседуем. Я — князь, вы — княжна, чаво ж тут непонятно? — Меншиков подошёл к Белецкой и присел перед нею на одно колено.

— Не подходите, окаянный! Я кричать буду!

— Погодите кричать-то… Я ж к вам по-хорошему, — он опустился на второе колено, подполз к стулу и схватил княжну за руку. — Полюбил я вас, Елизавета Федоровна, — зашептал Светлейший. — Сразу как увидел — полюбил. Никакой мочи нету терпеть боле! Уступите, Елизавета Федоровна! Не пожалеете! Я — второй человек опосля царя. — Меншиков принялся осыпать девичью руку поцелуями. — Полюбил я вас, нешто сей аглицкий сэр Снучардсон! Уступите! Лучше меня — нету кавалера!

— Ах, уйдите, уйдите! — Елизавета Федоровна вскочила со стула.

Меншиков обхватил её за ноги и прижался щекой к платью.

— Судьба это наша, Елизавета Федоровна! Уступите, Христом Богом прошу!..

В дверь постучали. Меншиков отпрянул от княжны и замер.

— Кто там?! — дрожащим голосом спросила Белецкая.

— Царь! Кто же ещё!

Меншиков побледнел и заметался по комнате.

— Чаво ж делать?! — бормотал он. — Убьёт же мин херц!.. Спрячь меня куды-нибудь, век не забуду!

— Куды ж я вас спрячу? Говорила я вам — уйдите!

— Да чего теперь про энто… Спрячь, душенька! Всю жизнь за тебя Бога молить стану!

— Лезьте под кровать.

Меншиков спрятался.

В дверь снова постучали.

— Чай откроешь мне али нет?!

— Иду-иду, государь! Не одетая я была, — Белецкая открыла дверь.

На пороге стоял Ганнибал с корзиной цветов.

— Бон жур, мадам! — он улыбнулся. — Это я так просто царём назвался. Опасался, что не впустите. Дай, думаю, царём назовусь — царю, думаю, не откажуть. А енто вам! — Он протянул остолбеневшей княжне корзину.

Белецкая машинально взяла, а Ганнибал тем временем прошёл в комнату.

— Мило у вас… Голландцы на стенах. Я, правду сказать, боле французские картины предпочитаю. Про любовь. Чтобы спереди пастух с пастушкой миловались, а сзади них — вулкан огнедышащий дым из макушки струил. Подходящая для влюблённых аллегория. А у энтих голландцев один провиянт на уме. Кубки да фрухты с гусем. Тоже, конечно, натура, но против любви — чепуха. Без любви в жизни — капут.

— Вы по что пришли-то? — Княжна поставила корзинку на пол и прикрыла дверь.

— Как по что? Вы же мне в записке намёки делали. — Ганнибал вытащил из кармана записку и прочёл, — «… вы гишпанский Дон Кишот, который достоин носить на груди ключи от моей фортификации.» Вот видите? Это же вы мне писали. Кажному енто недвусмысленно ясно. И про пэра в Лондоне жаловались. Эх, попадись мне в Париже этот пэр! Я б его на дуели шпагою заколол!

— Уходите, я вас прошу. Мы с вами завтра об ентом поговорим.

— Ну уж нет! Я так просто от вас не уйду…

— Уходите, уходите! — Белецкая стала подталкивать Ганнибала к двери.

— Нет уж! Я до завтрева не доживу! У меня к завтрему сердце разорвётся, ежли вы меня сегодня выставите!

— Уходите, несносный вы человек! Нас же застать могут!

— Это ж кто же?! Ждёте кого?.. Уж не гундосого ли этого? Меншикова?

Княжна вздрогнула и покраснела.

— А… Угадал, значит! То-то я смотрю — вы с ним в анфиладах шушукаетесь! С ним, значит, можно, а со мною нельзя! И как вам не противно с ентим гундосым?!