Валерий Юабов - Долгая дорога

Взять хоть нашу семью. Не успели мы приехать, как начали получать денежную помощь от Наяны. Давали нам не деньги, а чеки. На оплату квартиры – один чек. На бытовые расходы – другой. На покупку мебели – третий… А с чеками нужно идти в банк. Хорошо хоть нам в Наяне объяснили, в какой именно банк, как его разыскать в Манхэттене. Но всё равно страшно и непривычно! Мало того, выяснилось, что нам необходимо открыть в каком-нибудь банке счёт. Как это делать? В какой банк идти? Ведь их вокруг нашего дома довольно много… Казалось, что нас ждут немыслимые трудности, подстерегают неведомые опасности. Потому и выбрали мы банк с белой башенкой, что выглядел он доброжелательным и надёжным. К тому же был поблизости.

Мы долго не могли привыкнуть к чекам и с любопытством рассматривали каждый, как диковинку какую-то. Даже когда мама уже поступила на работу. Её первый чек вызвал, понятное дело, особый интерес. Это, как и все чеки предприятий и фирм, был не обычный маленький листок из чековой книжки, какими пользуются частные лица, а специальный платежный, выдаваемый организациями. Широкий лист плотной бумаги, перфорированный посередине, был заполнен информацией о маминых финансовых взаимоотношениях с фабрикой. Но выудили мы из нее очень мало: не смогли разобраться. Впрочем, главное, сколько мама получила за неделю, мы поняли. И тут же убедились в том, что налоги здесь – ой-ой-ёй какие: третью часть маминой получки высчитали, вместо трехсот она получила около двухсот долларов.

– Ужас сколько отчисляют! – возмущалась мама. – Там жали, а тут жмут похуже!

Но как бы ни отчисляли, как бы ни огорчало это нас, людей малоимущих, всё же на хозяйство хватало. Даже начали постепенно кое-что откладывать «на чёрный день», как любил выражаться отец. Впрочем, и не на чёрный тоже. Я начал работать, в семейный бюджет влилась моя доля, очень скромная. Я получал на пятьдесят долларов в неделю меньше, чем мама, и мы шутили, что лучше бы я учился маминому ремеслу. Но бюджет вырос. Сестрёнка, учась в колледже, тоже работала косметологом. Мы трое – мама, я и Эмма – имели, естественно, общий банковский счет. А отец – свой.

Заходя в банк, я обычно проделывал два дела. Сначала оплачивал у окошечка счета за квартиру и коммунальные услуги, клал свою и мамину заработную плату на нашу общую сберкнижку (в те годы у вкладчиков непременно была сберкнижка). Второе дело было более секретным: надо было спрятать приработки.

На счету в банке мы их, конечно, не держали. Сказать по правде, я просто не знаю людей, которые не старались бы утаить размеры доходов от бдительного ока налоговой инспекции. В штате Нью-Йорк федеральный и штатный подоходный налог составляют в среднем 30–35 %. Неслабо, мягко говоря. Желание как-нибудь, хотя бы частично, увернуться от нелегкой повинности можно назвать всеобщим. Для этого есть немало способов, но самый распространённый – получать у работодателя деньги наличными, а не чеком. В этом случае твои доходы не высвечиваются, ты можешь не класть их в банк, вообще не предавать огласке. Государственным служащим и работникам солидных компаний мечтать о зарплате в виде кэша не приходится. Не имеют такой возможности доктора, программисты, инженеры. Если они и получают кэш, то только «слева». Но вот мелкие торговцы, парикмахеры, сапожники или, скажем, торговцы золотом, – у них руки развязаны!

Отец, естественно, был одним из этих счастливцев. Получал деньги за починку обуви только наличными. По вечерам мы видели, как он их пересчитывает, но знать не знали, где отец держит свои сбережения. Свои же «левые доходы» мы хранили сообща в местечке, не доступном для глаз сборщиков налогов. Мне всегда казалось забавным, что местечко это находится в том же самом банке, в здании с белой башенкой.

Отойдя от банковского окошечка, я спускался по лестнице в подвал. Может быть, другим посетителям он и казался обыкновенным подвалом, но мое воображение уносило меня в пещеру из восточной сказки, где таятся неисчислимые сокровища. В подвале помещался сейф. Персональный сейф, который мог абонировать любой из клиентов банка, чтобы хранить в нем… Ну, по правилам – какие-нибудь драгоценности, важные документы. На деле же ко всему этому в нарушение всех правил непременно добавлялись тайные сбережения. В старину их, запихнув в чулок, хранили под матрацем, в каком-нибудь темном чулане. А то зарывали под деревом. Или даже прятали в пещере, которую я себе воображал, спускаясь по лестнице. Сейф, конечно же, был менее романтичен, чем пещера, но не менее надежен.

– Распишитесь… – Пожилая дама в очках протягивает мне ручку и маленький белый листочек. Это начало долгой церемонии: идет проверка, имею ли я доступ в сейф. Я указываю номер своего ящика в сейфе и расписываюсь. Дама достает нашу карточку и сличает мою подпись на ней с листочком. Нелепость – дама прекрасно знает меня, я пользуюсь сейфом уже много месяцев. Но… Она не имеет права нарушить распорядок действий!

– Идемте, – говорит дама, и мы подходим к сейфу. Открыв металлическую дверь, дама широко её распахивает, и я, как всегда, восхищаюсь: ну и толщина! А замки какие! Это несколько цилиндров с выпуклой головкой, каждая с мужской кулак… Увидев такие замки, думаю я, успокаиваются самые нервные клиенты.

За дверью что-то вроде металлического многоэтажного шкафа с множеством ящиков трех размеров. Это святая святых: индивидуальные сейфы. У каждого – два замка на крышке. Начинается последний акт церемонии: я протягиваю даме ключ. Она находит в своей связке ключ от второго замка и открывает ящик. В нем – металлическая коробка. Вынимаю её… Наконец-то сокровища в моих руках!

Смотреть, что я беру из коробки или что кладу в неё, дама не имеет права. Это моё Privacy, личное дело, в которое никто не смеет вмешиваться. Я прохожу в специальную комнату для клиентов, закрываю дверь на замок…

Я не читал тогда, конечно, этот маленький шедевр Пушкина, но сейчас, вспоминая свои походы в сейф, думаю, что и в моей душе была какая-то толика того страстного влечения, которое целиком заполняло душу старого скряги – «скупого рыцаря». Ведь не зря же я до сих пор так живо помню, как откидываю металлическую крышку своего «верного сундука», нетерпеливой рукой снимаю лежащие сверху документы – трудовые книжки, аттестаты, метрики… Вот блеснули, наконец, в уголочке, на дне ящика, простенькие золотые украшения: колечки, цепочка, браслетик… Ну, эти-то безделушки вызывали у меня только вздох сожаления: когда уезжали, немало денег в них зря вбухали. Думали, на первых порах сможем на это золотишко жить. А оказалось, что в Штатах ничего оно не стоит, это не более, чем «скрап», а по-русски говоря – утиль, мусор. Но рядом со «скрапом» имелось кое-что получше: всё дно ящика было устлано аккуратными пачками зеленых. Полюбовавшись ими, так же аккуратно уложив то, что принес сегодня, беру в руки одну из пачек, снимаю с неё резинку и начинаю пересчитывать сотенные купюры. Каждый раз так делаю, не могу удержаться. Новенькие, они так приятно шуршат…