Валерий Юабов - Эстер

Признаться, я долго не мог понять смысл фразы, которую не раз произносил Мухитдин: «Все учение Ибн Сины построено на уровне клетки». «Как это – думал я, – ведь Ибн Сина ничего не знал о клетке, да и не мог знать без микроскопа. В его трудах нет никаких упоминаний об этом понятии!» Но чем больше вчитывался я в «Канон», тем чаще приходила догадка: ведь сформулированные Ибн Синой принципы работы организма, его тонкое проникновение в процессы этой работы, совпадают с клеточной теорией «с точностью до изоморфизма»… Помните, я уже упоминал об этом современном научном термине, который помогает сравнивать старые и новые научные теории и находить между ними сходство?

…Хочу еще раз напомнить: эти мои объяснения – вовсе не пересказ того, что происходило на занятиях. Здесь разговор шел гораздо более серьезный. Детально обсуждалось, как образуется савдо, все стадии этого процесса, все причины его нарушений и вытекающие из этого последствия. От положений «Канона» разговор переходил к методам современной диагностики и лечения, к сравнению старого и нового подходов о происхождении тех или иных заболеваний.

Через какое-то время я почувствовал, что табиб не очень доволен ответами учеников. Видно было, что он ждал от них большей глубины, более творческого подхода к теме, расширения ее за счет хорошо проработанного дома материала: и «Канона» Ибн Сины, и современных книг по соответствующим разделам медицины. Ведь все присутствующие отлично знали, что основные представления Ибн Сины и теоретически, и практически выдержали испытания временем, за десять веков не утратили своей значимости. Так расскажите же, друзья, на конкретных примерах покажите, как это выглядит в свете сегодняшней науки! Не уподобляйтесь современным врачам, которые, получив знания и начав самостоятельную практику, перестают быть учеными. Не уподобляйтесь и тем ученым медикам, обосновавшимся в исследовательских институтах и академиях, которые в своих работах лишь снисходительно и весьма поверхностно упоминают о трудах своего гениального предшественника… Это нетерпеливое ожидание прорывалось в тех вопросах, которые Мухитдин задавал во время обсуждения. Он знал, он хорошо знал, что за пределами Центра его учеников ждет мир скептиков от науки. Он сам это испытал после смерти своего Учителя, испытал во время работы в Москве среди высокопоставленных докторов и академиков.

– Э, Валера – ты наивный человек, – не раз говаривал табиб мне, зануде, донимавшему его вопросами: неужели же московские врачи не видели, как плодотворна его деятельность. – Столько лет я в Москве работал, стольких больных вылечил, а верили мне единицы…

Табиб рассказал мне по этому поводу много поразительных историй. Особенно запомнились две…

Сын академика Н. страдал белокровием. Многолетнее лечение не помогало. Болезнь прогрессировала. Отец молодого человека – «великий ученый муж» – не верил ни диагнозу табиба, ни траволечению. Сын оказался мудрее – он начал лечиться у Мухитдина втайне от отца… Через какое-то время состояние его стало улучшаться, болезнь отступила. Пришло время радоваться – замечательной новостью поделились с папой-академиком. И что же? «Мудрец» остался при своем убеждении: он заявил, что подействовала, наконец, многолетняя химиотерапия.

…На прием к табибу пришла жена врача, заведовавшего онкологическим отделением большой больницы. Табиб определил, что у нее – рак молочной железы. Но рентгеноскопия этого не подтвердила – и больная никаких мер принимать не стала. Вскоре опухоль выросла, была замечена всеми. Больную оперировали, она прошла курс химиотерапии и… через шесть месяцев ее не стало.

Вот почему так хотелось Мухитдину, чтобы его ученики хорошо ориентировались не только в восточной медицине, но и в современной, чтобы они стали закаленными борцами и умели давать отпор скептикам!

Внезапно табиб встал, в руках у него появилась небольшая палка.

«Та, бамбуковая», – подумал я.

Об этой палке я слышал и от самого доктора, и от учеников… Она была как бы символом недовольства. Взгляд табиба стал более разящим, чем удар легкой бамбуковой трости.

Вот он остановился возле Тимура.

– Ну-ка, повтори, пожалуйста, то, что ты нам сегодня уже рассказывал. Но, пожалуйста, вдумывайся, не спеши, а? – сказал доктор, чуть взмахивая своей палкой.

Приехав сюда пять лет назад, Тимур не только не знал о том, что такое пульсология – он и по-узбекски не умел говорить. Однако он полон был решимости освоить и то и другое… Доктор поступил очень просто. Он вручил Тимуру конспект своего труда на узбекском языке и сказал: «Переведи на русский». Надо думать, что это была достаточно трудная задача, но Тимур с ней справился… Таким было начало его ученичества.

Однако у способного, трудолюбивого и застенчивого с виду Тимура были свои маленькие недостатки. Начав говорить, он становился многословен и, как выражался Мухитдин, «любил кружиться вокруг сути». Так случилось и на этот раз, совет доктора – «вдумывайся, не спеши» – не помог. Не помогла и магическая палка в его руках…

– Ну, что же, закончим на сегодня, – вздохнув, сказал доктор.

… Поучения и укоризны были ни к чему, ученики и так расходились огорченные, со смущенными лицами. Да и могло ли быть иначе?

«Устоз» – так все они называли доктора. «Устоз» – по-узбекски означает «мастер», «учитель». Но мне кажется, что ученики вкладывали в это слово еще более высокий смысл. Мухитдин был их заботливым отцом, другом, покровителем, можно даже сказать кормильцем. Он обеспечивал их бесплатным жильем (ведь большинство студентов приехали в Наманган из других городов и даже краев), в Центре каждый из них получал зарплату… Кстати сказать, Центр нельзя назвать слишком уж прибыльным учреждением. Хотя здесь существует определенная оплата за прием и лечение, практически многие пациенты платят сколько могут. А если не могут, то ничего и не платят: табиб хорошо знает, как много вокруг бедных, очень бедных людей. Вероятно, только душевная доброта и неколебимая вера в необходимость своего дела помогают доктору справляться с той ношей, которую он взвалил на себя. Обширные замыслы, многочисленные заботы, многочасовой интеллектуальный и физический труд с утра до позднего вечера: доктор принимает обычно по сто пятьдесят пациентов в день…

Да, он – Устоз, настоящий Устоз и не зря ученики, обращаясь к учителю, произносят это слово вполголоса, почтительно склонив голову. Не удивительно, что сегодня они расходились с занятий пристыженные и огорченные.

Впрочем, я выразился неточно: они не расходились. Они почему-то вдруг начали… переодеваться. Одежда к тому же была очень странная: запачканные краской брюки, такие же, да еще кое у кого прожженные чем-то рубахи, заляпанные глиной ботинки и сапоги… Кто надевал тюбетейку, кто обматывал голову платком… Так на моих глазах врачи превратились в работяг – строителей… Видя мое изумленное лицо, Мухитдин, посмеиваясь, сказал: