Валерий Юабов - Эстер

Учитель и ученик работали, а я сидел у окна, наблюдая за ними… Что-то необычное было в самой обстановке этого приема, не говоря уж об отсутствии различных диагностических приборов. Я не сразу понял, что именно. Но внезапно меня осенило: здесь не раздражала привычная суета, царящая в американских госпиталях, в докторских офисах. Мухитдин не бегал из кабинета в кабинет. Ему не заносили результаты только что проделанных анализов. Не слышно было телефонных звонков и вообще даже не было телефона. Жизнь бурлила за дверью рабочего кабинета доктора, в приемной у секретаря, в коридоре. А здесь было тихо. Здесь была максимально спокойная обстановка – для получения максимально точных результатов осмотра.

Я вдруг подумал, что этот кабинет скорее напоминает студию художника. Правда, художник пишет красками на холсте, а Мухитдин рисует картину в своем воображении. Но и его пальцы участвуют в создании этой картины – красочного, объемного, детального изображения и пульсирующей артерии, и всего организма пациента. Организма действующего, живого, меняющегося…

И тут я вспомнил удивительно яркие образы, созданные Ибн Синой для объяснения каждого цикла колебаний артерии. Вот стройная, грациозная газель взобралась на вершину скалистого утеса. Что-то она нервничает, подскакивает, бьет копытом о скалу. Может, потому что путь с утеса к зеленой долине прегражден опасным врагом – серым питоном? О, как она встревожена! Сначала замерла. И вдруг не выдержала, решила рискнуть – в высоком прыжке пытается перескочить стерегущую ее змею… Пульс «газели»… Не правда ли, какое яркое и в то же время точное описание такого пульса, который, как поясняет сам Ибн Сина, «бьётся неровно в одной части удара, когда (эта часть) медленная, потом прерывается и (затем) спешит»… Современные медики нашли для этого другое определение – «мерцательная аритмия». Но суть – одна и та же!

…А больные все шли и шли в кабинет. Разговоры с ними велись преимущественно на узбекском, который я, к стыду своему, понимаю плохо. Поэтому доктор время от времени давал мне краткие пояснения.

– Пастух. С лошади упал, а лошадь – на него. Сразу же парализовало ниже пояса. Сюда в первый раз принесли на носилках. Шесть месяцев прошло – и, видишь, уже ходит…

Старик, о котором шла речь, в стоптанных сапогах и чапане, в это время уже ковылял к двери, опираясь на палочку. Его редкая полуседая бородка покачивалась в такт шагам. И хотя походку эту еще нельзя было назвать уверенной, Мухитдин смотрел вслед старику с явным удовольствием. Он был доволен, как любой врач, добившийся успеха в трудной ситуации.

Во время приема это происходило нередко. Порой я видел на лице доктора широкую улыбку, а иногда раздавался короткий смех, выражавший радость. К тому же он и закуривал – это было для него дополнительным удовольствием…

– Спасибо, табиб, большое спасибо, – говорил растроганный, довольный лечением пациент.

– Что вы, при чем тут я, – протяжно и даже чуть удивленно отвечал Мухитдин. – Я же вам просто дал хорошие травы… – Он приподнимал густые брови, воздевал руки к небу. – Бога благодарите, это он… А еще вам помогло ваше жизнелюбие, ваше стремление бороться с болезнью.

Мне при этом так и хотелось добавить: «А еще вам помогло то, что вы поверили доктору».

Я совершенно убежден: табиб – прекрасный, умелый психолог. Конечно, это неразрывно связано с его высоким врачебным уровнем: ведь он поражает больного уже при первой встрече своим умением поставить диагноз, обнаружить самое-самое…

Вспоминаю, как однажды в Нью-Йорке зашел к нему на прием один мой знакомый американец, сорокалетний крепыш Нил Мазела. Как и все американцы, он чрезвычайно скептически относился к любым попыткам отступить от традиционной медицины. Ведь что такое для американца врач? Анализы, тесты, уколы, операции. Но, уж никак не пульс! Так что пришел Нил на прием скорее из любопытства, услышав от меня, что Мухитдин – врач незаурядный.

– У вас бывают сильные головные боли в области темени, – сообщил табиб, послушав пульс Нила.

– Не припомню, ответил тот.

– Поясница иногда побаливает… Вот здесь… Лет десять назад подняли что-то очень тяжелое. Неудачно…

– Может быть. Не обращал внимания, – усмехнувшись, ответил Нил.

– А когда-то вы упали, тоже очень неудачно. И боли до сих пор бывают, вот здесь… – Мухитдин прикоснулся к правому бедру пациента.

То, что произошло дальше, даже трудно описать. Улыбка сползла с лица Нила. Он стремительно, как-то даже подпрыгнув, вскочил со стула, придвинулся к доктору и… стянул свои джинсы.

– Вот, смотрите… Но откуда вы знаете? Откуда?.. Смотрите…

Правое бедро Нила было несколько вмято, оно отличалось по форме от левого бедра.

– Это я занимался спортом и однажды…

Я еще не успел перевести эти слова с английского, а табиб уже кивнул головой, приподняв руку.

– Я знаю, – спокойно ответил он. – Садитесь, я еще не закончил.

Нил, как говорится, был «готов». Он теперь верил табибу безоговорочно. А значит, поверил и в результативность его лечения. Он стал психически предрасположен к доктору. Вера возбуждает мозговые рецепторы, они стимулируют организм, иммунную систему.

Примерно то же самое наблюдал я и сейчас, на приеме в Намангане. С кем бы из пациентов ни говорил доктор, я читал в его взгляде непроизнесенное: «Я знаю все, что с вами было. И если вы чего-то не помните, я вам сейчас напомню и объясню…»

…В кабинет зашел аптекарь Абдулла, взял очередной рецепт травяного сбора. Я давно мечтал побывать в аптеке и сейчас хотел воспользоваться случаем, но Мухитдин сказал:

– Погоди… Сядь-ка сюда. – И он указал мне на стул, предназначенный для пациентов. – Полечим тебя немного, а?

Я простыл еще в первые дни после приезда. Текло из носа, познабливало. Мама, конечно же, все время твердила: «Полечите его, Мухитдин-Ака, полечите, пожалуйста».

На этот раз табибу даже мой пульс не понадобился. Он вытащил из ящика стола белый пакетик и скомандовал:

– Так, товарищ генерал… Откинь голову, высуни язык… Сейчас получишь кое-что вкусненькое…

Я доверчиво открыл рот, не ожидая ничего худого – но шутник-доктор обманул меня: на язык посыпалось что-то очень горькое. Не успел я опомниться от первого удара, как доктор схватил меня за нос – и остатки порошка оказались в моих ноздрях… Меня передернуло, как под током. Жгучая, словно огонь, пудра тут же проникла в глотку. Мне даже показалось, что она дымом выходит из глаз – веки тоже жгло невыносимо, слезы текли ручьем…

Я дернулся, попытался вскочить, но крепкие руки доктора прижали меня к стулу.

– Ты чего это? – захохотал он. – Потерпи, сейчас лучше станет!

Действительно полегчало – и жжение уменьшилось, и нос стал сухим.