Валерий Юабов - Всё Начинается с Детства

Насколько мне известно, это древнейший обычай собак, унаследованный ими от диких предков. Как и неизменное правило – помечать границы своих владений, орошая их… Учитывая, в каком окружении Джек находился, это правило, пожалуй, не было излишним. Юрке ведь ничего не стоило подобраться к бедному псу, когда он спал, и прицепить к его хвосту пустую жестяную банку или учинить еще какую-нибудь пакость. Виноват ли был Джек, что Юрка о значении его отметок не подозревал и вообще «законам джунглей» не подчинялся.

Обычно Джек при осмотре своих владений никаких тревожных признаков не обнаруживал, разве что сталкивался с какими-нибудь безобидными нарушителями границы – муравьями либо жуками. Безобидные-то безобидные, а наказать их было необходимо. Джек это делал с огромным наслаждением. Для какого-нибудь несчастного муравья это была смерть, погибель, а для Джека – увлекательнейшая, веселая игра… Согнув передние лапы и грудью почти приникая к земле, он на мгновенье замирал, виляя высоко поднятым хвостом, потом подпрыгивал – и начинал резвиться. Но как! Это был настоящий танец. И хотя танцевал Джек вокруг жертвы, он вовсе не выглядел кровожадным, наоборот, морда его выражала прямо-таки младенческую радость! То фыркая, то повизгивая Джек наклонялся над пришельцем и начинал его обнюхивать. Черный влажный нос ерзал во все стороны, ноздри то расширялись, то сужались… Вот этот нос почти прижимается к насекомому, глаза смешно скашиваются… Р-раз! С неуловимой быстротой мелькает красный язык – и муравья как не бывало… Впрочем, иной раз Джек для разнообразия выпускал когти и затаптывал, затирал ими несчастную букашку.

Когда мы искали мишень, Джек замер возле будки с поднятым хвостом, обнюхивая какого-то жука или муравья. Пушистый красивый хвост был великолепной целью. Юрка первым стрельнул по ней, я – за ним. Пес продолжал свои забавы… Промахнулись! Второй залп был удачным. Джек подскочил, уселся и стал покусывать хвост. Может, подумал, что его укусила блоха?

Решив, что с Джека довольно, мы переключились на более сложные движущиеся мишени – на мух и мошек. По мошкам, например, очень здорово стрелять, когда они плотным облаком роятся в воздухе. Стрельнешь по этому шарообразному туманному облаку и видишь, как пуля его рассекает. Тут косточки, конечно, попадали и в листву деревьев, и в стены построек. Приятный мальчишескому уху свист пуль и их пощелкивание несколько часов оглашали двор. Натренировались мы вволю.

Но пора уже было идти к башне. Отпросившись – на этот раз удирать не хотелось – мы покинули двор.

Жара уже спадала. Напряженность знойного, будто в пустыне, воздуха ослабевала понемногу, он смягчался, охлаждался, только асфальт еще излучал горячие волны, разряжаясь от дневного накала. И железные крыши, раскалившиеся за день, теперь сужаясь, «постреливали», будто жалуясь на перенесенные испытания. После дневного отдыха в укромных уголках начали пробуждаться и птицы: зачирикали воробьи, загугукали горлицы.

Короткий Проезд, где мы жили, протяженностью не более трети километра, вполне соответствовал своему названию. Он имел форму буквы «Т» и на него выходили сразу три улицы. Справа и слева от наших ворот находились соответственно Шелковичная и Северная, а напротив, у конца среднего отрезка – Германа Лопатина, бывшая Шедовая. Сюда мы и направились, зайдя по дороге за Камилем, нашим с Юркой общим другом.

Камиль, мой ровесник, рослый не по годам, был мальчиком спокойным, молчаливым и очень скромным. Вот уж кто никогда не хвастался, хотя и мог бы…

Двор его, очень похожий на наш, был поменьше, но зато блистал чистотой. Это был типичный узбекский двор, уютный и гостеприимный.

От входа тянулась аллейка, ведущая к дому и в сад, где среди плодовых деревьев стоял большой, устланный ватными одеялами, топчан. Когда ни зайдешь к Камилю, тебя как дорогого гостя встретят его дедушка и бабушка. Старик, постукивая своей палочкой, проведет к топчану, усадит, начнет расспрашивать о родителях, о житье-бытье в новом городе. И тут же к топчану, позвякивая пиалами, засеменит бабушка, подаст душистый чай. Ну, просто неловко, неудобно!

Я, бывало, все норовил ускользнуть и поиграть с Камилем. Но дедушка с бабушкой твердо следовали старинным обычаям. К тому же они, вероятно, скучали без общества. И я неизменно получал свой чай, а в придачу к нему – множество историй. Таких интересных, что уходить уже не хотелось, и я иногда часами просиживал со стариками и с Камилем на топчане, слушая то о басмачах времен гражданской войны, то о землетрясениях, а то и о грозном завоевателе Тимуре.

Этот красивый и гостеприимный двор был к тому же удивительно тихим. Здесь не кричали, не ругались. Старики разговаривали друг с другом уважительно и любовно. Я удивлялся иногда: как это они столько лет прожили вместе и не надоели друг другу? И вспоминал своих деда с бабкой… Может быть, думал я, и Камиль поэтому вырос спокойным, отзывчивым?

Кстати, и дядя у него был такой же. Этот невысокий пузатый человек был одним из самых популярных людей среди окрестных мальчишек. У дяди Саида было ружье – правда, ружье для стрельбы в тире, его заряжали маленькими капсулами. Друзьям племянника дядя Саид разрешал пользоваться этим ружьем. В своем присутствии, конечно. А сам при этом становился инструктором по стрельбе.

– Прижимай… Покрепче! Вплотную к плечу, – говаривал он, стоя рядом со мной. Тяжелое ружье в моих слабых руках норовило опуститься дулом вниз, не давая прицелиться. Терпеливый инструктор выравнивал его, продолжая давать команды:

– Так, молодец. Закрывай левый глаз. Поймал мишень? Замри!

«Замри», – думал я, отчаянно борясь с той силой, которая давила и давила на ружье. – Не могу я замереть, не…»

– Не дыши и плавно нажимай на курок! – раздавалась команда.

Я, зажмурившись, нажимал, раздавался негромкий выстрел… Мимо!

– Ничего, – спокойно говорил дядя Саид. – Попробуем еще раз.

Ствол откидывался, ружье заряжалось. Урок продолжался…

На этот раз мы не пили чай с гостеприимными стариками. Камиль был готов, вооружен – и мы отправились в крепость.

Дойдя до цековского дома, вспомнили, что, по слухам, на наших улицах скоро начнут сносить все старые дома, а вместо них построят вот такие же, как цековский, многоэтажные панельные, которые считались тогда вершиной современного градостроительства. Ну, может, городскому начальству это и нравилось, но мы даже представить себе такого не могли. Да кто же добровольно согласился бы сменить свое собственное жилье, пусть не слишком благоустроенное, зато с плодовым садом, огородом, сараюшками, со всякой живностью – курами, барашками, козами, дворовыми псами на эти комфортабельные, но лишенные всех радостей вольной жизни клетушки? У нас в Чирчике и то было лучше, у нас хоть балконы были и садики-огородики!