Юлия Рябинина - Только не я

– Так и будешь пялиться?

Не сразу понимаю, что слова адресованы мне. Во рту все пересохло, когда она подняла на меня взгляд своих синих глаз. От умывания они кажутся ярче, а она стоит передо мной, голову чуть приподняла и смотрит, не отводя взгляда.

– Да, кхе, – чуть прокашлялся.

– Отойди, – толкает она меня в плечо, и я чуть отстраняюсь.

Девчонка открывает дверь, и тут же в проеме появляется ее взъерошенная подружка, а за спиной ее два парня и две девчонки стоят, я их всех видел на уроках.

– Яська, – чуть всхлипывает мелкая, – Ясь, что они сделали? – трогает ее лицо, но девушка как будто в ледышку превратилась, освобождается из ее рук и проходит дальше.

– Все нормально, Вер, я поскользнулась и неудачно упала, не переживай.

Ее тут же окружают три девчонки, а парни смотрят на меня так, что глазами прожигают.

– Дима, – слышу голос Снежинки, и парень, постояв еще секунду, повернулся на пятках, пошел за ней.

А я смотрю ему в след и понимаю, что кулаки сжимаются снова. Все понял, лишних слов и не надо. Значит, парень есть у домовенка. Ну, ничего, не стена, подвинется. Подхожу к умывальнику и включаю холодную воду. Надо остудиться, а не то дел натворю, а мне нельзя. Никак нельзя. Бью со всей дури рукой по кафельному бортику, и в ладони тут же начинает гореть.

– Твою мать, – стряхиваю с рук воду и, громко бухая дверью, выхожу в коридор.

– Долго ты, я думала, утонул, – иронии в голосе хоть отбавляй, – это все же женский туалет, а твой корпус в другом крыле, – выплевывает девушка и скрывается за дверью.

В наступившей тишине громко щелкает замок. Хотелось подождать ее, но побоялся, что не сдержусь. Разворачиваюсь и уверенно направляюсь обратно, пацаны, наверное, заждались, пока я тут чужие сопли на кулак наматывал.

– Твою мать, нахрен поперся, – со злостью дергаю распашную дверь и с силой бью ее об стену. – Сука.

***

– Мне надо было ему лицо разбить, – всю дорогу ерепенился Димка, а я шла и молчала.

Люба с одной стороны, Вера с другой, Нина прикрывает тылы сзади, а шлейфом Дима с Пашкой идут.

– Дим, прекрати, – говорю, а у самой перед глазами равнодушный взгляд Василисы.

Напрягаюсь немного, и девчонки тут же прижимаются ко мне. Господи, почему же их в тот момент не было рядом со мной. Быстро смаргиваю слезы, кошусь на Верку, она до сих пор в себя не пришла, бледная, как привидение. Нет, я на нее не в обиде, хоть сама бы так никогда не поступила, но я не могу обижаться на нее, потому что не была в подобной ситуации.

– Я же тебе уже говорила, что этот… – я запнулась на имени парня.

– Тимофей, – услужливо подсказывает Нина, в голосе слышу обожание.

– Да, Тимофей, он не при чем, если бы он не пришел вовремя, то могло бы случиться худшее, – говорю так обыденно, как будто меня каждый день подлавливают и бьют. В груди сердце срывается в галоп, и я начинаю дышать чаще. Черт, опять. Вдох и глубокий выдох.

– Как не при чем? – продолжает кипятиться Дима. – А почему он не остановил этих девок? – его возмущению нет предела.

– Они меня ударили до того, как он появился, – отвечаю ему и при этом бью ладонью чуть выше сердца по ребрам. Удар, синхронный вдох, и отпускает.

Слышу быстрые шаги, и Дима нас обгоняет, встает передо мной.

– Ты его защищаешь?

У меня аж челюсть отвисла от вопроса такого дебильного.

– Дим, ты что говоришь? С чего это я его должна защищать? – а у самой дыхание перехватило.

Ведь получается, что да, защищаю, хотя сама не понимаю, почему. Ведь он мог остановить эту Василису, когда она ударила полотенцем, но не остановил. Во рту стало горько от этого осознания.

– Что задумалась? – всматривается мне в лицо Дима. – Я правд, да?

Ладони парня стальными клешнями впиваются в мои плечи и в буквальном смысле выдергивает меня из рук девчонок.

– Идите, нам надо поговорить, – кидает он через плечо ребятам.

– Дим, пусти, – трепыхаюсь я в его захвате. – Ты мне делаешь больно, – голос дрогнул.

И тут же рядом появляется Вера.

– Отпусти, – шипит она и хватает парня за руку.

– Слушай, ты, – он смотрит на Веру, а во взгляде ненависть неприкрытая, – свали в туман.

– Дима, – выдыхаю я, а у самой все внутри колотится. Да то же за день такой, всего-то хотела чая попить. – Отпусти, – твердость в голосе меня саму поразила, думала, дрогнет голос, но нет, – руки убери. Я не хочу спорить и не хочу оправдываться. Моей вины здесь нет никакой, так получилось.

Парень отпускает мои плечи.

– И ты не имеешь права так разговаривать с Верой, – я разворачиваюсь, потираю места, на которых, скорее всего, останутся синяки, и подталкиваю девушку в сторону комнаты.

Она, конечно, нехотя идет, я чувствую это по ее каменному телу, которое без удовольствия подчиняется. Если бы не я, она бы Димке точно вцепилась в лицо.

Дима догоняет нас почти у двери комнаты. Слышу его дыхание сзади. Оборачиваюсь. Смотрю долго, изучающе. Девчонки заходят в комнату, оставляя нас наедине. Последний зашла Вера, оставила дверь приоткрытой. Я ухмыльнулась про себя. Верка странная, то готова на парня броситься без оглядки, то может бросить в тот момент, когда больше всего нужна.

– Ясь, ты меня прости, а, – Дима делает шаг ко мне, но я отступаю к стене.

– Дима, давай поговорим позже, не сейчас, – не смотрю на него, не хочется, первый раз такое со мной. Даже совесть внутри кольнула, ведь в голосе слышится искренность.

– Я не хотел. Я просто испугался за тебя, – говорит он и делает осторожный шаг, а я снова отступаю.

– Дим, не сейчас, давай, позвоню тебе позже. Одна хочу побыть, – оглядываюсь на дверь, давая ему понять, что больше нет смысла разговаривать.

– Ты не будешь одна, – бурчит он себе под нос.

– Дим, не обижайся, я позвоню, – это были мои последние слова, потому что после них я нырнула за дверь и, захлопнув, повернула защелку замка.

Прислушиваюсь к звукам снаружи. Тишина. Видимо, ушел. Приваливаюсь спиной к холодному полотну и медленно сползаю вниз. В голове неожиданно становится тяжело, но ровно через минуту понимаю, от чего. От обиды, от слез, от того, что некому за меня заступиться, от того, что любой может обидеть, и никто не постоит за меня. Сначала слезы лились маленькими дорожками, оставляя на уголках губ соленый след.

– Есения…

Стоило услышать в голосах девчонок жалось, и я зарыдала в голос. Уткнулась лицом в коленки и сделать ничего не могу, только и получается сквозь рыдания рвано дышать, чтобы не задохнуться от этой несправедливости. Внутри словно волной цунами поднимается чувство противостояния, и в горле клокочет злость. Только разрывающая сердце жалость к себе и к таким же детям, как я, не дает понять до конца, что я хотела бы сделать с этими сучками, что возомнили себя главными над теми, кто слабее их, над теми, кто не может дать отпор.