Юлия Рябинина - Только не я

Легонько постукиваю себя по грудной клетке чуть выше сердце. Привычка, черт бы ее побрал, с детства осталась, после того, как поняла, что только эта манипуляция может остановить или выровнять бешеный ритм органа.

«Есения, надо подумать о чем-то или о ком-то другом, ну, нельзя же так вот срываться! Ведь тебе здесь не один день учиться, а, как минимум, месяц», – рассудительно наставлял внутренний голос.

«Соберись, тряпка, и смотри только перед собой, не распыляйся, одиннадцатый класс, экзамены на носу, что ты творишь?» – верещал мозг, отчего даже уши заложило.

Да. Упрямо вздергиваю подбородок и иду в сторону лестницы, которая ведет на наш этаж. Я все именно так и сделаю, буду смотреть перед собой, и да, основательно возьмусь за подготовку к экзаменам. И кроме Димы мне тоже никто не нужен. Я уже все решила и определила для себя, да и кому я нужна еще с таким прошлым? Люди вообще очень злы и, как это сейчас очень заметно, не любят детдомовских.

Забегаю по ступенькам так быстро, насколько это возможно. Пусть опоздаю немного, даже и один урок пропущу, не беда, главное, с мыслями нужно собраться. Это глупо – дергаться каждый раз, как увижу его.

Перевожу дыхание, когда ступаю на последнюю ступеньку третьего этажа. В голове все зашумело от быстрого подъема. Останавливаюсь, опираюсь на прохладную стену спиной, закрываю глаза и делаю вдох.

– Очень долго шла, – слышу приглушенный голос, и меня словно током прошибает всю.

Распахиваю глаза и вижу, что напротив, тоже прислонившись к стене, стоит Тимофей. Его взгляд приковывает к месту, и двинуться невозможно от этого. Опускаю голову и смотрю на него из-под полуприкрытых ресниц. Сердце срывается с места и убегает в галоп. Вдыхаю шумно воздух и вжимаюсь в стену до боли в лопатках, когда парень отлепляется от крашеного бетона и делает шаг ко мне.

Дергаюсь всем телом в сторону, когда он подходит почти вплотную. Одновременно с моим движением Тимофей выставляет руку, преграждая путь. Я со всего маха бьюсь грудью, и меня отбрасывает обратно.

– Да что ты привязался ко мне? – вспыхнула я то ли от прикосновения его кожи к моей, то ли от неожиданной боли, что сейчас опускалась вниз, в район солнечного сплетения. – Достал, правда.

Перевожу взгляд на него и смотрю прямо в глаза, утопая и одновременно жалея о том, что только что сказала, потому что вижу, как зрачки мгновенно разрастаются, и без того темно-карие глаза затягивает дьявольская тьма, где на дне, словно огоньки лавы, вспыхивает злость.

– А ты меня – нет, – его губ касается наглая ухмылка, и я залипаю на ней. Не могу взгляд оторвать.

Да что же так все запущено, Елесеева? Мысленно бью себя по щекам в надежде, что обуявшие чувства отступят на задний план.

– Ну, что ты хочешь? – снова делаю попытку отстраниться от парня.

Но это не приносит никакого результата, наоборот, он берет меня в кольцо рук и становится ближе, так, что в нос ударяет запах его туалетной воды, смешанной с легким дымом сигарет.

Черт! Я, как токсикоманка, втягиваю полной грудью в себя его запах, на миг прикрываю глаза и наслаждаюсь.

«Это невыносимо больно, – проносится в голове, – что я так поступаю по отношению к Димке. Почему я испытываю все эти чувства к парню, которого не знаю совсем, и совершенно ничего подобного – к Диме?»

– И мне нравится, как от тебя пахнет, – шепчет он на ухо, от чего мурашки прокатываются вдоль позвоночника, разбегаясь в разные стороны по пояснице, и немеет низ живота.

– Что? – удивленно вскидываю брови. – Я нет… блин, ты совсем конченый, что ли? Мне не нравится, как ты пахнешь, – толкаю я его в грудь ладонями и, сама того не понимая, задерживаюсь на ней чуть дольше, чем положено, ощущая под пальцами, как от моего прикосновения напрягаются мышцы. – И вообще, ты меня бесишь.

А у самой в висках кровь начинает пульсировать так быстро, что в глазах начинают прыгать мошки.

– А мне кажется, ты врешь сейчас? – он чуть сместил голову, и теперь наши лица были на одном уровне, мне не нужно было смотреть на него снизу вверх.

– А мне кажется, ты обнаглевший урод, – выдавливаю из себя, хотя внутри все совершенно по-другому сейчас, и все это скорее жалкая попытка отгородиться от него, защититься.

– Хочу поцеловать тебя, – его губы почти касаются моих, и я тут же заслоняюсь ладонью.

– Не надо, – мычу через нее, и в это самое время он целует меня, но только в ладонь.

Я вспыхиваю, как жаркое пламя, отдергиваю руку, и мягкие губы Тимофея накрываю мои. Рваный выдох, и я полностью отдаюсь ощущениям, которые в вихре уносят меня прочь. Руки плетьми повисают вдоль тела, в то время как Тимофей обнимает меня за талию и притягивает к себе ближе.

Если бы меня сейчас спросили, что я хочу, то с точностью ответила бы, что хочу обнять его и прижаться так тесно, чтобы можно было почувствовать его всего на себе. А его губы становятся настойчивее и бесстыднее, он сминает мои в поцелуе, и я, о боже, отвечаю ему. Это безумие, которое охватило мой разум, длилось, кажется, вечность, и я не хотела останавливать его. Хотелось продолжения, когда вдруг парень резко отстранил меня от себя.

– Тс-с, – прижимает он палец к моим губам и глаза закрывает, а я снова заливаюсь краской от стыда и готова провалиться сквозь землю.

Сбрасываю его руки с себя, и в этот раз он не держит, позволяет отойти, а меня ядовитой стрелой пронзает обида. Разворачиваюсь и срываюсь с места. Добегаю до комнаты и трясущимися пальцами пытаюсь вставить в замочную скважину ключ.

– Черт, черт…

Он не хочет попадать в щель. Я закусываю губу, а в глазах становится подозрительно мутно. Щелчок, и дверь открыта. Резко дергаю ее на себя и заваливаюсь внутрь, громко хлопая полотном. Швыряю рюкзак в сторону и оседаю у двери на пол, закрываю глаза ладонями. Сначала тихие, всхлипывания с каждой секундой нарастают и превращаются в откровенное рыдание, а в душе будто вулкан готов взорваться радужными красками.

– Не может быть, – хватаюсь за ребра от того, что внутри все распирает, – не может быть.

***

Эта девчонка сводит меня с ума. Дурею от нее.

Я прижался лбом к холодной стене.

– Твою мать! – резкий удар о бетон ладонью отдается болью в предплечье.

Разворачиваюсь и сбегаю вниз по ступенькам. Нужно отпустить, это правильно, отпустить. Хотя первый порыв был другой. Хотелось догнать и сжать так сильно, чтобы почувствовать ее всю, но меня что-то останавливало, что-то, что сидело внутри и не позволяло переступить эту тонкую черту между «хочу» и «не стоит этого делать». И я скорее интуитивно отпустил, позволил уйти. Потому что сам не ожидал от себя такой реакции на Снежинку.

Твою мать.

Вываливаюсь в коридор и со всего маха влетаю в железобетонное туловище Льва Владимировича, угрюмое лицо которого при виде меня сменяется хищным оскалом.