Юлия Рябинина - Только не я

– Ты че за ахинею несешь, Вера? Себя послушай только!

Но бывшая подруга не слушала, она продолжала говорить гадости в мою сторону ровно до тех пор, пока я ее не вытолкнула за дверь.

– Сучка, – слышу из-за закрытой двери, а потом раздаются быстро удаляющиеся шаги.

– Вот и поговорили, – провожу устало рукой по лицу.

– Вот и приехали, – слышу мужской голос с водительского сидения, вторящего мои мыслям.

«Хм», – усмехнулась я про себя.

– Спасибо, – отвечаю водителю и вылезаю, прежде чем он успевает выйти, хлопаю дверь, и это получается так сильно, что лицо мужчины кривится от громкого звука.

– Простите, – мычу виновато, – а где мне найти Тимофея?

– Там, внутри, Николай Николаевич, он вас ждет, – отвечает водитель, и на этом наш диалог заканчивается, потому что он трогается с места, и машина, шурша по снегу шинами, катится прочь, оставляя меня в растерянности.

– Окей, значит, ждет. Ну, что же, придется идти.

Разворачиваюсь на пятках к центральному входу и, лавируя между встречными людьми, снующими по заснеженному тротуару, направляюсь к стеклянным дверям.

В просторном вестибюле больницы меня действительно ожидал Николай Николаевич. Он сидел в прозрачной одноразовой накидке, наброшенной поверх черного пиджака и что-то внимательно рассматривал на экране смартфона.

Я, немного смущаясь, подошла к нему и села рядом.

– Сейчас у Тимофея процедуры, минут через десять можно будет уже подниматься, – не глядя на меня, ответил мужчина на мой косой взгляд, брошенный в его сторону.

Я продолжала молча сидеть и искоса наблюдать за мужчиной. Точеный профиль Николая Николаевича обладал неким притягательным воздействием. Хоть и холодом веяло от него за километр, но все же было в нем что-то неуловимо родное. Это чуть позже я пойму, что отец и сын наделены природным обаянием, и их харизма просто не оставляет человеку выбора, она покоряет его сразу, стоит им только обратить на тебя внимание, но это все потом, а сейчас… Открыв рот, я наблюдала за отцом Тимофея, и до меня никак не могло дойти, что этот человек действительно был способен на то, чтобы отдать собственного ребенка в интернат.

– Есения, тебе не говорили, что откровенно пялиться на человека – это как минимум не прилично, а в твоем случае… – он поворачивается ко мне в пол-оборота и смотрит не прямо в глаза, а чуть выше лба, будто за спину, – а в твоем случае я могу это счесть за дерзость.

Улыбка трогает его губы, и я тут же опускаю глаза, мое лицо начинает пылать.

– Это я просто… – начала я, запинаясь.

– Да понял я все, шучу, расслабься, – он ощутимо прикладывается к моей спине ладонью, и я снова кидаю на него непонимающий взгляд.

– Я просто… – попыталась я вновь начать разговор, но поза Николая Николаевича меняется, и теперь он, откинувшись на спинку кресла, сидит полностью развернувшись ко мне, отчего я снова смущаюсь и прячу взгляд от его глаз.

– Знаешь, я специально прислал за тобой водителя раньше, чем положено, потому что хотел поговорить с тобой перед тем, как ты увидишься с Тимофеем, – он хлопнул ладонями по коленям, а я вся обратилась в слух. – Я нашел для него хороший вариант лечения, – довольная улыбка его озарила лицо.

– Какой?

– Я записал Тимофея на добровольное участие в экспериментальном проекте в институт регенеративной медицины, который находится в штатах, – он сделал паузу, видимо для того, чтобы я осознала сказанное им, и мой мозг активизировался и начал действительно в ускоренном темпе воспроизводить все то, что он сказал. – Они, конечно же, не дают стопроцентную гарантию на полное излечение, но это в разы лучше, чем тратить кучу времени и средств на реабилитационный период после стандартных операций, и в любом случае результат будет в разы лучше, чем ожидается после обычной пересадки кожи. Ну, а мы сами будем надеяться на то, что все пройдет гладко.

Он мне еще что-то говорил про то, что у Тимофея вся жизнь впереди, и что нужно решать проблемы сейчас, когда есть возможность, и что не стоит это оставлять на потом. Ведь это жизнь, и кто ее знает, как все будет в будущем. Я поняла, конечно, к чему он клонит. Деньги сейчас решают все, и пока Николай Николаевич «на коне», нужно делать все по максимуму.

– И я буду тебе очень признателен и благодарен, если ты не будешь отговаривать Тимофея от поездки, а совсем в идеале – наоборот, подтолкнешь его к тому, чтобы он не противился и сам поехал.

Ага, вот он – подвох. Но почему Тимофей должен противиться? Может, я чего-то не знаю?

– А он что, отказывается ехать? – глянула я бегло на мужчину и тут же отвела взгляд.

– Я ему еще не говорил, что он будет участвовать в проекте, но он в принципе не хочет уезжать.

Мужчина сделал паузу, и я ясно ощутила, что он смотрит на меня, подняла взгляд.

– Без тебя, – закончил он, глядя мне в глаза.

– Без меня?

Я прикусила губу. Черт, я это сказала в слух? Блин блинский, мне точно нужно подрезать кончик языка, чтобы я наконец-то научилась следить за тем, что говорю.

– Да, без тебя, – сказал мужчина и резко поднялся с кресла, стряхнул с брючин невидимые пылинки и, расправив плечи, встал от меня в нескольких шагах. Чуть приподнял рукав пиджака, оголяя запястье, посмотрел на часы.

– Пойдем, процедуры закончились.

Он подал мне руку, но я отчего-то проигнорировала его жест и, не обращая на протянутую руку внимания, встала сама по стойке смирно перед ним.

– Хорошо, самостоятельная, значит? – удивленно приподнял он бровь и, повернувшись ко мне спиной, пошел к лифту, я – за ним.

А в голове мысли мечутся лихорадочно, одна нелепей другой. Я на самом деле не хочу оставаться здесь одна, не хочу, чтобы уезжал Тимофей. Конечно же, я эгоистичная самолюбка, но черт, по-другому теперь, наверное, и не смогу после того, как Николай Николаевич сказал очень важные для меня слова. «Не хочет ехать без тебя». Я перекатываю их у себя на языке, и они, словно шоколадные шарики, оставляют блаженное послевкусие. Сердце при этом ведет себя неблагоразумно. Трепещет в груди, отдавая позитивные импульсы в разум, а он в свою очередь заставляет мои губы растягиваться в довольной улыбке, которую мне приходится прятать в спущенный на кисть рукав.

– Я надеюсь на твое благоразумие, Есения, – уже выходя из лифта, напутствовал меня отец Тимофея, а я только и могла, что кивать и отворачивать от него лицо, чтобы скрыть улыбку на губах.

– Николай Николаевич, – раздался бодренький голос нам в спины, и мы с отцом Тимофея одновременно повернули головы, – доброго дня.

Взрослый мужчина, по-видимому, врач, так как на нем белый халат, подходит к нам и протягивает руку для приветствия.

– Доброго дня, – отвечает Николай Николаевич, а сам украдкой на меня взгляд бросает.