Мария Свешникова - Квартира № 41 [litres]

На поминках они как змеи извивались вокруг Вериной матери, которая не узнала бывшего мужа в гробу – нет, есть, видимо, и душа, и пристанище для нее. Тело – не более чем маскарадный костюм, который сжигают, обращая в углерод или, другими словами, в вечность.

На самих похоронах мы с Верой присутствовали дистанционно – сев на надгробии какого-то Льва Александрова, смотрели на все издалека и с некоторой иронией. К могиле не подходили, на поминках побыли минуты три – ровно столько времени понадобилось, чтобы рассчитаться с рестораном и попрощаться с гостями, отвечая на соболезнования едким сарказмом.

Тогда мы с Верой уже жили вместе. Сдавали мое фамильное гнездо со старомодной мебелью в духе классицизма, добавляли деньги, на которые она должна была арендовать себе апартаменты, и снимали забавную двушку с окнами на Садовое кольцо в районе Курского вокзала – Вера любила смотреть закаты, сидя с ногами на подоконнике, и кататься на троллейбусе «Б» по замкнутому кругу.

Все, что зарабатывали, откладывали. А потом, в конце месяца, залезали в подушку (где за плохо работающей молнией, среди поролона прятали заначку) и тратили бумажки на что попало. Вера всегда была против кредитных карточек. Говорила, что деньги пахнут, причем вкусно. А новые купюры вообще на вкус сладкие. Она начинала писать вторую книгу. Издательство тогда выдало ей первый аванс. До этого ее в основном просто кидали, обещая имя, деньги, славу. А давали шиш с маслом.

Мы жили преимущественно на мои доходы. Их хватало на еду, одежду средней паршивости, шумные бары и отдых в Европе один раз в год. Дороже всего мне, как и любому мужчине, обходились ссоры. Вера играючи умела заставить меня чувствовать себя конченым ублюдком из-за любой мелочи – я воровато крался к подушке с заначкой и отправлялся, как виноватый осел, в ювелирный магазин, покупая то браслеты, то сережки. Мне нравилось. А она говорила спасибо и убирала их в потрепанный, обитый парчой сундук для побрякушек, купленный на одном из блошиных рынков Парижа.

Я тогда влился в тусовку организаторов фестивалей. Мечтал делать что-то вроде «Нашествия», а на деле вывозил в поля обдолбанных кислотников ушатываться под техно и дип-хаус. Позже мы познакомились с одним бурятом, чей дед вылез в префекты и начали сначала арендовать заброшенные нежилые помещения под вечеринки, а позже мутить схемы, как их перевести в коммерческую недвижимость и сбагрить. Я быстро забыл про мечту привести в Россию группу Metallica, помогать молодым рокерам, обзавестись магазинчиком с виниловыми пластинками. Да, быть бедным, но гордым. В глубине души я боялся, что свалятся деньги. Прямо с неба. Ведь тогда мечты растворятся, как аспирин-шипучка.

Так оно и получилось. Позже. Хрясь и кирдык. Я лишился своего взгляда на мир и юношеского задора. Такой же, как и все.

Мы были молоды-зелены, и мы любили. Вера – еще и деньги, за что я ее уже и не виню.

Как-то она, радостная, позвонила в самый разгар рабочего дня, провизжала в телефонную трубку, что получила десять тысяч в европейской валюте и мы поедем отдыхать. Не прошло и дня, как она все потратила. Купила себе кожаную куртку, сапоги под нее, мебель в спальню из темного дерева. И множество всяких баночек, скляночек, тряпочек, сковородок, а еще пену для ванны, что считала самым выгодным капиталовложением. Я ни бельмеса не понимал в этих женских загонах, но все равно ее любил.

Да, я пришел домой в смятении, принялся кричать, что она снова все растранжирила, не смогла хоть раз сдержать слово. Но все-таки… она же не спустила свой гонорар целиком на шмотки, а заполонила коридор, гостиную, спальню, кухню коробками шведской мебели, которую надо было собирать самим. Вера ничего не смыслила в том, для чего существуют описания, инструкции, чертежи. Просто она все время старалась облагородить место, где мы жили, хотя нам и приходилось постоянно переезжать. Арендодатели систематически выставляли квартиры на продажу. Лихолетье нулевых, что с них взять. Цены на недвижимость в центре города росли как на протеине.

– Проходи давай! И принеси бокалы с кухни! – раздался голос Веры из ванной комнаты.

Небо загоралось с востока – будто кто-то поднес спичку к горизонту. Я возвращался с очередного «кислотного» фестиваля, который организовывал, угашенный в хлам. Был уверен, что она, как всегда, работает. Уже распечатала написанные за ночь страницы, разложила их на полу и правит ярко-зеленым карандашом. Или спит, устало уткнувшись сразу в несколько подушек и не погасив свет. Она все время делала вид, что просто от усталости отрубается, но я-то знал, что Вера просто боялась темноты. Я часто после очередного наркоманского концерта приезжал к дому глубокой ночью, вычислял наши окна и видел в спальне горящий свет. Не люстру – ночник, но яркий. И в коридоре Вера зажигала бра. А на кухне оставляла свет под вытяжкой. Какая экономия на электричестве при такой иллюминации? Но стоило сработать домофону – сообщить, что кто-то воспользовался кодом от двери подъезда, Вера с присущей ей чуткостью начинала держать ухо востро, вслушиваясь, не зажужжит ли лифт. Вскакивала с нагретой постели, босиком совершала экстренный рейд по квартире и выключала свет с его же скоростью. Потом ныряла рыбкой обратно в постель, пытаясь отдышаться беззвучно.

Но я всегда слышал ее шаги и щелчки выключателей, пока проворачивал ключ в замочной скважине.

В тот день свет Вера не погасила. Лилась вода, она прослушала свой сигнал к капитуляции.

Квартиру из двух предложенных мы выбирали по принципу большой ванны. Чем больше, тем согласнее мы были. Нам повезло – какой-то остроумный тип, делая квартиру под себя, поменял кухню и ванную комнату местами.

Я подошел к нашей четырехметровой кухне, встроенной в коридор, взял бокалы и поплелся в ванную. А когда взял в руки бутылку, чтобы открыть, обомлел.

– Ты с ума сошла покупать шампанское за такие сумасшедшие бабки??? – удивился я, увидев в тазу для стирки, заполненном льдом, бутылку Krug Clos du Mesnil.

– Мне можно! Я сегодня богатая. Была. – Она опустилась с головой под воду, чтобы спрятаться от моего укоризненного взгляда, и булькала со дна нечто нечленораздельное.

Эта бутылка, кстати, уже пустая, до сих пор хранится в кладовке. А внутрь Вера положила записку. На бумажке в клетку накропала обещание никогда не писать про меня книг.

Женщины – странные существа. Еще вчера они царапают тебе лицо, когда ты локтем придавил волосы к кровати, зажимают ноги при одном касании рукой лобка, вырываются из-под тебя в истеричном оре: «Оставь меня в покое! Я не хочу! Почему тебе надо постоянно меня трогать! Иди подрочи!». А на следующий день наливают ванну, кидая туда содержимое кошелька в виде соли, бомбочек, масел, зажигают пахнущие синтетическим раем свечки. Ждут тебя до семи утра и просят отыметь в наиболее жесткой форме. Неужели деньги действительно вырабатывают у женщин эндорфины?