Мария Свешникова - Квартира № 41 [litres]

– Простите, но я правда не могу предоставить вам такую информацию.

– Хорошо, давайте сделаем так: если он в ближайшие пару часов будет что-то заказывать в номер, вы передадите ему записку. Естественно, если ситуация позволит.

Менеджер еще с полминуты помялась, но в итоге согласилась.

Удивлению Нади не было предела, но Игорь спустился через тридцать минут. Вид у него был обескураженный и рассерженный. А в ней меж тем – пол-литра вина.

– Я не буду спрашивать, почему ты не брал трубку, – завела беседу Надя, пытаясь не показывать напряжения.

– А я и не собирался отвечать тебе на этот вопрос. – Игорь присел напротив, но даже не дотронулся. Он казался сонным и уставшим, красные глаза сильно выделялись на фоне мягкого мериносового свитера мышиного цвета. От него пахло душем и другой женщиной.

– Я ушла от мужа, – совершила выстрел из парабеллума Надя.

– И зачем ты это сделала? – Игорь сказал это с небольшой смехотцой в голосе, но добродушно и по-отечески, как будто интересовался у ребенка, на кой черт тот отморозил уши назло воспитательнице детского сада.

– Так вышло. Я застала его. – Она никак не могла сшить слова во внятное предложение. – Как бы это сказать. В моей сестре. И да, она несовершеннолетняя.

– Вот тебе и Набоков. – Игорь покрутил бутылку, чтобы понять, сколько вина уже выхлебала Надя.

– Игорь, мне страшно! – выдавила из себя Надя признание. До этого она никогда вслух не произносила слово «страшно».

– А ты не бойся! Если надо – я тебе помогу. Тебе нужны деньги? Есть где жить? – включился он в ситуацию.

– Не в этом дело. Деньги у меня какие-никакие есть. Квартира будет через неделю. Мне ты нужен. – Она потянулась взять его за запястье, но он одернул руку.

– Надя, давай не будем. Этот разговор ни к чему хорошему не приведет.

– Что значит не будем? Ты мне правда нужен. И насколько видела, я тоже тебе не безразлична, – оторопела Надя.

– Блин, – отпил он из ее бокала, – я не знаю, как тебе это объяснить. Ты классная. С тобой очень здорово. Но без тебя мне не менее здорово. Кажется, это называется самодостаточностью. Я дважды был женат, не так давно развелся. Мне правда хорошо одному, а когда мне не хочется быть одному – я с легкостью решаю эту проблему.

– Но ты же говорил, что мы будем любить и ценить друг друга? – Она попыталась загнать его в угол.

– Но я не говорил, что мы будем жить вместе и… Мы же договаривались друг друга не ревновать, забыла?

– Сколько у тебя их помимо меня? – Надя опорожнила налитое и долила содержимое бутылки в бокал.

– Надь, какая разница? Ты сейчас занимаешься мазохизмом, все же было так здорово. – Игорь запрокинул голову и уставился на патлатую хрустальную люстру.

– Постой. Ты хочешь сказать, что тебе даже не жаль меня сейчас? Что ты вот сейчас на меня смотришь и у тебя не возникает желания меня обнять и прижать к себе, спасти от всего случившегося? Ничего, что я сейчас на грани истерики, вызванивала тебя полночи, а ты даже не удосужился взять трубку? – понесло Надю вкривь и вкось разговора.

– Надя, ты сейчас выдаешь свою интерпретацию и свое видение ситуации. Помнишь, я тебе говорил, что сектант? Ты мне еще тогда не поверила? Я действительно мыслю иначе, нежели ты. И нормальным людям с нами часто бывает очень сложно. Пойми, с точки зрения обычного человека ты действительно жертва обстоятельств. Твой муж козел, мудвин хренов, совокуплялся с твоей сестрой. И я тот еще подонок – не бросился тебя утешать и не кричу, как я люблю тебя. Но… я правда думаю иначе. Я считаю, что ты имеешь ровно то, что ты имеешь. И что брак – это результат твоего к нему отношения. А еще у тебя есть выбор: относиться к этому как к вселенской трагедии или же не париться по этому поводу.

– Ты белены объелся? Ты вообще понимаешь, как можно не париться по этому поводу? – Надя вдруг зазвучала грубо, как скрежет металлических листов.

– Я понимаю. И знаю, что ты сама решаешь: переживать или не переживать. А с таким отношением к жизни, как у тебя, ты всегда найдешь повод для переживания.

– Тебе абсолютно не важно, что со мной? – Надя глотала вино с остервенением, ей думалось, что возможно выпить всю боль этой ночи залпом.

– Нет никакой разницы, действительно ли мне важно, что с тобой, или я просто делаю вид. Большинству твоих знакомых абсолютно по барабану, что там у тебя произошло, но они рьяно будут разыгрывать трагедию, что заинтересованы, станут тебя слушать и успокаивать. И этого ты ждешь от меня. Что я буду прыгать вокруг тебя и подтверждать твою теорию жестокого мира.

– Но я правда в тебя влюбилась. И если бы ты позвал, я ушла бы от мужа, – пыталась она вернуть беседу в русло их с Игорем взаимоотношений.

– Я это тоже понимаю, Надя. Только есть одно «но»: не виноват я в том, что ты в меня влюбилась. И в том, что не соответствую твоим ожиданиям, тоже не виноват. Ты ищешь во мне причины, а во мне их нет – они внутри тебя. – Игорь мягким голосом попытался объяснить Наде, под каким углом смотрит на ситуацию. И искренне пытался помочь.

– Это же жестоко. Так относиться к людям, когда они к тебе со всей душой, – не унималась она.

– Так я к тебе тоже со всей душой, просто моя душа устроена несколько иначе.

– Я вообще сомневаюсь, что она у тебя есть. – Надя поднялась и молча ушла.

Ей казалось странным, что Игорь не бросился ее догонять. Ей казалось дико странной вообще его реакция и слова. «Со всей душой. Тоже мне…»

Если бы Надя умела писать, она написала бы книгу о том, как выжить после страсти или собрать себя из осколков. Как стать фениксом и восстать из пепла. Пока она этого не умела.

Потерять любовника было неожиданно. Неожиданнее, чем потерять мужа. И, что удивительно, теперь ей действительно стало очень больно.

Всю бессонную ночь Надя представляла себе письмо в прошлое. Письмо, адресованное Игорю, самое страшное письмо, которое только может получить мужчина. Из серии: «Знаешь, я очень долго не могла тебя простить, а теперь говорю тебе чистосердечное спасибо, настоящее искреннее спасибо за то, что сейчас я счастлива. Спасибо, что научил быть сильной. Пройдя через тебя, я по-настоящему начала ценить жизнь. Ты был болезнью, лекарство от которой – поверить в себя. Спасибо тебе за мой иммунитет ко всему безнадежному и грустному. Спасибо за то, что однажды, улыбнувшись сквозь слезы, я перестала себя жалеть. И спасибо, что никогда меня не жалел. И ты знаешь… несмотря на обманы и боль… я желаю тебе счастья».

Да, когда-нибудь Надя достигнет просветления и напишет подобное письмо Игорю, но в ту ночь она молилась только об одном: не столкнуться с ним и его любовницей за завтраком, не выходить из номера, пока его машина не исчезнет с парковки, и не видеть его в ближайшие годы. Ей страшно хотелось ненавидеть Игоря, разозлиться на него, на чуть полноватого провинциала с нездорово завышенной самооценкой, дважды разведенного, негодного для брака и человеческих отношений; возненавидеть его всем сердцем, разозлиться так сильно, чтобы хотелось колотить кулаками и вонзать каблуки между ребер, а потом… молиться о равнодушии, о чуть высокомерной брезгливости… Чтобы относиться к нему просто: «Было… Было и прошло…»