Инга Кузнецова - Изнанка [litres]

Я чувствую, как Отчётливый Хозяин покидает подвижное пространство опасных возможностей, которое он называет «самолётом»; самолёт сейчас никуда не движется. Хозяин перемещает свой гигантский мир внутри другого Сверхгиганта, его собственного Хозяина, Города, где не был и, возможно, никогда не окажется Лыш и в котором сейчас путешествует Бель, потерявшая меня вместе с каким-то шероховатым объектом.

Мне нравилась Бель; она познакомила меня с такой инвариантностью гигантских чувств, что теперь мне легче ориентироваться в разнообразных движениях Хозяев. С болью сожалений тоже меня познакомила Бель.

Я не знаю, было ли пребывание в ней любовью к ней, но расставание меня сейчас не мучает. Впереди – исследование новых миров, и что-то мне подсказывает, что Отчётливый Хозяин – только временная передышка.

Тык. Тык, тык. Тык, тык, тык. Пем-м.

– Привет, пап. У тебя всё в порядке?

Я приеду завтра. Сегодня не могу. Смертельно устал. Да, только что из аэропорта. Никак не могу. Я понимаю. Да, уже в такси. Да, к себе. Какой кран? Какой доктор Морган? Какие медсестрички? Я ничего не соображаю, пап. Не выходи из дома. Приеду к тебе завтра. После работы. Когда смогу.

Тык. Тык, тык. Тык, тык, тык. Пем-м.

– Дорогая, я прилетел. Как у тебя? А. А. Я понял. Сегодня? Ты понимаешь, что-то я сегодня неважно. Глаз. Кажется, в самолёте надуло. Ну знаешь, как это бывает? Сосуд лопнул. Да, ты права. Похоже, конъюнктивит. Завтра созвонимся. Нет, я тебя не обманываю. Нет, я не вернулся к ней. Анни! Да нет же, нет. Скоро буду в форме, обещаю тебе. Я привёз тебе кое-что. Тебе понравится. Кому? Да нет же. Это только для тебя. Целую. Анни! Ты ждала меня? Ну конечно, скучал. Дорогая, до завтра.

Путешествовать внутри Отчётливого Хозяина, деликатно выедать его камеры, не разрушая стенок, вслушиваться в его внутреннюю речь – и постигать, постигать, постигать, как он устроен, с кем соприкасается в Городе, отчего меняется его состояние, – для меня началась фантастически интересная жизнь.

Не привязанность, а познание резко вышло на первый план. Этот Гиг превратил меня в жадного уловителя мыслей – они выражались в звуках, связанных без красоты, без повторяющихся ритмических линий, но определённо и чётко. Мой новый Хозяин не казался ни совершенным, ни непостижимым. Он был понятным и становился ещё понятнее, и это давало мне возможность пополнить запас моих знаний о Гигах вообще.

Какой-то запас прочности для сдвинутой вперёд реальности. Я понимал, что нечто центральное в нём – такое же, как во всех других представителях его вида. Я допускал, что благодаря Отчётливому пойму их видовое ядро.

Мой Хозяин был простым и, казалось, лишённым многих оттенков чувств, которые были присущи тем, в ком я был до него. Но мыслил он более связно. Это были стройные цепочки, стройные постройки цепляющихся друг за друга аутосообщений.

Он не был разнообразным и противоречивым внутри себя. Он не тратил слишком много жара своих трубопроводов на действия и разговоры. В целом он был предсказуем. Я понял, что он старается оградить себя от любых действий и чувственных затрат, не связанных с самым простым способом самосохранения. Он многое считал лишним. Это стремление к самосбережению было так прозрачно в нём, что я уже мог немного ощущать сдвинутую вперёд реальность моего Хозяина.

Я начал приспосабливаться и к его Городу, открывая вместе с Отчётливым Хозяином разнообразие пространств внутри этого Сверхгиганта, который порой мне тоже казался существом. Я двигался в Отчётливом, а он – в Городе. По крайней мере, в этом мы были похожи.

Пройдя сквозь коридоры разнообразных шумов, Хозяин перемещается в пространство новых возможностей. Ему нужно какое-то вещество для смачивания пересохших камерных стенок, которые причиняют ему боль, и он перемещается в пространство избавления от боли. Оказывается, в наружном мире Гигов есть и такие. Кто-то должен дать ему избавление. Отдать или подарить. Я не знаю, почему Хозяина мучают какие-то слабые, обрушивающиеся сами собой стенки. Я вижу, как дёргается тянущийся откуда-то от них разветвлённый канал, передающий хозяйскую боль. Через те стенки я и проник к Хозяину. Я не трогал их – они полуразрушились сами, не составляло никакого труда уйти вглубь, и я теперь настолько далеко, что не смогу узнать, восстановила ли стенки жидкость со сложным названием, которое произносит звонкий и яркий голос какого-то Гига по типу «она». Я пока не понял, что мой Хозяин отдал этой «ей» в обмен на жидкость. Прозвучало звукосочетание «картой». Что такое это «картой», мне ещё предстоит выяснить.

Звонкий голос гаснет. Мы отдаляемся от него.

Я фиксирую ещё одно загадочное слово Хозяина: «такси». Оно звучит несколько раз, как требование. Потом Отчётливый произносит звукосочетание, похожее на «штрассе». Вскоре ближний слой наружного мира рассекает новый шум. Из ниоткуда возникает камера, в которую мы перемещаемся. Она движется страшными рывками, сама. Она заставляет тело-мир Хозяина накреняться. Слои его отсеков вытряхивают из себя разные полусущества, трубопроводы вскрываются и разливаются, заполняя все близлежащее пространство, а мои подобия и полуподобия падают в кишащую кругляками и жгутиками муть.

Я вишу на отростках из последних сил, прицепившись к самой плотной камере, и уже едва не ныряю к своим подобиям и полуподобиям, отчаянно несущимся в разогретой и бунтующей субстанции, как вдруг камера со странным именем «такси» резко останавливается. Я понимаю, что мы преодолели какую-то часть Города и наконец, покинув такси, Хозяин проникает в свою неподвижную камеру для постоянной жизни. Здесь гораздо тише. Все полусущества внутри Хозяина успокаиваются, а трубопроводы вновь входят в свои берега.

Внутри своей личной камеры Отчётливый совершает множество привычных действий, не вызывающих у него ни волнения, ни размышления. Вместо его мыслей я считываю шум льющейся воды и довольно приятные голосовые сигналы, которые звучат как «ла-ла-ла» и, кажется, не выражают никаких смыслов. Самые узкие трубопроводы равномерно растягиваются и сжимаются, и видимые сквозь полупрозрачные стенки бляшки, кругляки и жгутики постепенно организуются в какое-то ритмичное следование друг за другом. Заворожённый, я смотрю на них, постепенно замедляющих своё движение.

Мир Хозяина опять накренился. Нас всех качнуло. Выдернуло из своих мест и отбросило на другие стенки, другие камеры. Я ушёл в жратву и не успел заметить, как всё существующее здесь помимо меня замерло, зависло, и теперь, словно издалека, звучит настоящий, чистый внутренний голос Отчётливого Хозяина.