Ричард Фаринья - Если очень долго падать, можно выбраться наверх

Отчего же?

Очевидно, вы опасаетесь, что произойдет нечто. Рукопожатия, поцелуи? Возможно, объятия. Или даже более серьезные вещи. Мы предпочли бы знать точно и во всех подробностях, против чего именно вы возражаете. Нам хотелось бы, чтобы эти возражения стали достоянием гласности. Если основной пункт ваших претензий — сексуальные отношения, вам достаточно просто об этом сказать. Может оказаться, что смысл подобных возражений выходит за пределы тех акций, которые вы намерены предпринять.

Сейчас весна. Посмотрите, как цветет форсития; Афина благословенна ее изобилием. Вдохните аромат цветочной пыльцы. Присмотритесь к царству птиц и зверей.

С любовью,

Гноссос Паппадопулис.

Тут же зазвонил телефон, это был Хеффаламп.

— Что за херня, Папс, ты серьезно?

— Когда я бываю серьезным, Ужопотам? Так, ерунда, надо же на что-то тратить время. Чего ты в такую рань?

— Собираю шмотки в Кубу, старик. Но как же так? То есть, что…

— Кристин.

— Цаца в гольфах?

— Я увлекся.

— М-да, понятное дело, увлекся, но это же политика, а не что-нибудь. Она тебя уговорила?

— Мы так решили, старик, да и вообще, главные штрихи дорисовывал Овус. Я, фактически, написал только последний абзац.

— Но там твоя подпись, детка. Говорил тебе — не лезь. Господи.

— Что ты так дергаешься, все нормально. И приходи к трем часам. Будет собрание.

— Собрание? Ты серьезно или прикалываешься?

— Приводи Джек и всю кодлу, «Красная Шапочка» тоже не помешает.

— Старик, ты сам-то понимаешь, во что лезешь?

Телефон зазвонил опять, на сей раз это был Хуан Карлос Розенблюм.

— Ты мой генерал, — объявил он Гноссосу дрожащим от переживаний голосом.

— Фигня. Приходи к трем.

— Я отдам за тебя жизнь.

— Приноси картофельные чипсы, можно «Фрито».

— Хочешь «Стен»? С воздухогоном? Специально из моей страны.

Третий звонок был из больницы.

— Verbum sapienti [41] , — сообщил Овус. — Можно вздохнуть свободно.

— Не заводи меня, старик, я это сделал ради Кристин.

— Не теряй sang-froid [42]. Слово произнесено ex cathedra [43] , дружище, мы на верном пути.

Гноссос неловко повесил трубку, почистил зубы кремом для волос, выматерился и, чтобы выпустить виноватый пар, забарабанил в дверь к соседям. Оттуда доносилось заговорщицкое бормотание, но на его грохот никто не отозвался. Тупые бенаресские маньяки. Он влетел обратно и принялся ждать звонка от Кристин, но следующий голос в трубке принадлежал Джуди Ламперс.

— Это невероятно, Папс, мой бог, вся общага стоит на ушах .

— Кристин у себя, детка?

— Честное слово, я никогда не видела ничего подобного. Этого просто не может быть, слышишь, что творится?

— Черт, мне нужна Кристин. Она там?

— Ой-ой, кажется, нет. Она выписалась вчера вечером и вроде не возвращалась.

Сердце упало.

— Что?

— Разве она не у тебя? Слышишь, что творится? Они скачут вокруг в одних подштанниках. Ой, сейчас нам только не хватает охотников за трусами [44].

На этот раз утешение пришло из космоса. Несколько часов он провел в грязно-коричневом ангаре астрономической лаборатории, рассчитывая относительное положение звезд и все глубже вползая в мерзкую депрессию. По результатам вычислений двумя независимыми методами выходило, что если вселенная действительно расширяется с полученной скоростью, то она начала свое существование в сгустке коагулированной массы — назовем это дерьмом — примерно десять тысяч миллионов лет назад. Ну и ладно. После тысячи миллионов лет расширения дерьмо распалось на кластеры, которые с тех пор разбегаются друг от друга. Ответы на частные вопросы вели к тому же: вселенная пребывает в состоянии взрыва, но Гноссос был сейчас не в настроении забивать этим голову. Но все равно, чтобы утихомирить распереживавшиеся мозги, суетливый лаборант рисовал на доске синусоиды и приводил аргументы в пользу другой теории.

— Расширение вселенной замедляется, — бубнил он бесполым голососм, теребя лацкан лаборантской курточки. У него были плохие зубы. — Когда-нибудь оно прекратится и начнется сжатие. Предполагается, что независимо от характера изменений и от выделения или поглощения энергии в этих процессах, общее количество материи и/или энергии во вселенной остается неизменным. При максимальном сжатии энергии окажется достаточно, чтобы под действием силы взаимного притяжения кластеры вновь пришли в движение. Гравитация, как она есть. Ваши вычисления показывают, что цикл расширения-сжатия занимает около тридцати тысяч миллионов лет, и в настоящее время мы прошли примерно две трети фазы расширения. Что вы на это скажете?

Аудитория удовлетворенно забормотала. Гноссос рассеянно разглядывал цифры. Если это так, у вселенной должен быть центр и края, и, имея подходящие инструменты, за эти края можно заглянуть. Но все равно дело того не стоит. Ему вдруг страстно захотелось маринованной арбузной корки.

Он искал забвения в теории стационарной вселенной. Кластеры дерьма разбегаются наружу, а значит, чтобы поддерживать плотность дерьма на постоянном уровне, должно рождаться новое. Индивидуальные кластеры дерьма меняют форму, эволюционируют, но дерьмовая система в целом (если смотреть объективно) не меняется вообще. Ни начала, ни конца. Каждый индивидуальный кусок дерьма — да, но система — нет. В этом и состоит постоянство материи и энергии, которые суть тоже куча дерьма. Сидя с несчастным видом на табурете, Гноссос вытащил из памяти и запустил вновь цепную реакцию Лас-Вегаса: пьяный киногерой, две рыжеватых блондинки, оклахомский нефтяной ковбой, муза из Рэдклиффа — каждого в релятивистском свете новой информации. Значит, субъективно (как неотъемлемой части дерьма), его собственный конец предопределен. Другими словами, какого черта палить свечку с двух концов, когда можно ткнуть в середину ацетиленовой горелкой. Не так эстетично, зато куча народу полюбуются пламенем.

Вооруженный этой самоубийственной уверенностью, он спустился после обеда с холма, скручивая на ходу хипстерский косяк толщиной с иголку, как его научили когда-то Черные Лоси. Чтобы подразнить земную судьбу, он сунул его за ухо, но внутри все колотилось от мыслей о том, что может означать ночное отсутствие Кристин в общежитии. Что-то отдаленно пренебрежительное появилось в ней с тех пор, как он сочинил это письмо, уступив ненавязчивому давлению и обещаниям изысканных сверхъестественных удовольствий. Немыслимый шепот предательства — проскочила мысль, но Любовь, говорят, побеждает все.

Перепрыгивая через свежепокрашенное крыльцо, он вдруг решил, что с какой стати. Будем надеяться, что ты изнемогаешь над учебниками, малыш, папочка вернулся из школы.