Гу Хуа - В долине лотосов

Так – не в ссоре, но и не в мире – прошло целых полгода. За это время Ху Юйинь постепенно притерпелась к Ли Гуйгую и, неизвестно каким образом, стала считать его симпатичным, вежливым, даже милым. Если он почему-то не появлялся, она уже не находила себе места и по нескольку раз выбегала за ворота, чтобы поглядеть вдаль. Отец и мать втайне посмеивались над этим, соседи тоже улыбались, а чего, собственно, было смеяться? Гуйгуй понемногу вытеснил в ее сердце Ли Маньгэна, почти сравнялся с ним. К тому же Ли Маньгэн успел жениться, взял к себе в дом такую же, как он, высокую и крупную девушку – только, к сожалению, слишком воинственную, способную даже тигра придушить. Чем Ли Гуйгуй хуже его? Только Гуйгуй ее собственный, ее жених, ее будущий муж. И вообще: чем он плох? Он очень прилежен, проворен, вежлив, тих и не выругается никогда. Их свадьба проходила так пышно, так ярко, даже ансамбль из уезда приехал, и актрисы, прекрасные, как ангелы, пели вместе с ней на свадебных «Посиделках», провожая ее замуж. Потом все пожилые сельчане говорили, что на сто ли [23]в округе никогда не было таких пышных свадеб, даже в семьях побогаче, чем их дом…

Ветер гнул к земле травы и деревья, а Ху Юйинь отчаянно бежала вперед. Ей казалось, что муж бежит рядом и разговаривает с ней. А ты помнишь, Гуйгуй, как в ту свадебную ночь актрисы проводили нас в спальню, сами ушли и мы остались вдвоем? Мы тогда очень устали, очень – ведь пели целый вечер. Ты, глупыш, снова покраснел и опустил голову, даже взглянуть на меня не смел. Потом лег в постель, не раздеваясь. Мне было горько и в то же время смешно: ты так стеснялся, будто сам был невестой… Думаешь, я не стеснялась? Но ты стеснялся еще больше. Мне вдруг показалось, что ты мне не муж (я тогда сама стыдилась этого слова), а младший брат и что ты никогда не будешь ни ругать, ни бить меня, а только слушаться и что это хорошо. Ту ночь мы оба проспали одетыми, не прикасаясь друг к другу. Смешно, правда? Наутро, еще до рассвета, ты поднялся и начал таскать воду, готовить еду, убирать дом, в котором гуляли всю ночь, – ни одной шелушинки от тыквенных семечек или земляного ореха не оставил. А я ничего этого не знала, я продолжала сладко спать. Наверное, я капризна: когда была девушкой, меня баловали родители, а потом ты начал баловать…

Вечером того же дня в наше село привезли волшебный фонарь. Тогда у нас еще не было кино, а только плохонький волшебный фонарь раз в месяц, да иногда – театр теней, правильно? Я еще помню, что в тот вечер по волшебному фонарю показывали «Женитьбу молодого Эрхэя» [24]. Герои, юная и удивительно красивая пара, выступали за брак по любви, встречались вечером в лесу, но какой-то нехороший человек из сельского управления поймал их и отвел в райисполком. Я смотрела, смотрела и стала потихоньку придвигаться к тебе. Ведь это сплошной феодализм, когда детей женят родители, через свах, а сельские активисты хватают кого хотят. Как хорошо, что мы родились в новом обществе, где нет феодализма, где юноши и девушки могут сидеть вместе и их не преследуют. В тот вечер было очень темно, на небе ни единой звезды. Ты тоже смотрел, смотрел и вдруг положил руку мне на талию, а потом отдернул ее как ошпаренный, но я не дала отдернуть и даже шлепнула тебя по руке. Так мы и сидели обнявшись – ведь мы муж и жена, а не какие-нибудь любовники, – и ты уже больше не отпускал меня…

Вместе мы все могли сделать, потому что ты всегда опирался на меня, следовал за мной, слушался меня. Ты еще говорил, что я – твой командир и твоя императрица. Откуда ты брал эти глупые слова? Наверное, из всяких фильмов – старых и новых. Я тоже хорошо относилась к тебе и старалась не показывать свой характер. Потом мы уже больше не краснели, когда оставались наедине, но у нас возникла новая проблема – почему-то не получалось детей. Как мы хотели ребеночка! Без него наша жизнь выглядела какой-то неполноценной, недолговечной, хотя жили мы очень хорошо. Ребенок был бы плодом нашего общего дерева, кусочком плоти от наших сплетенных тел. Только он мог сделать нашу жизнь действительно совместной и вечной… Из-за этого я часто плакала тайком от тебя, а ты тяжело вздыхал. Мы отлично понимали друг друга, но притворялись, что ничего не замечаем. Я стала иногда браниться с тобой, но потихоньку, так, чтобы соседи не услышали. Но мы не сердились друг на друга, я винила только себя, а ворчала из суеверного страха. Ведь мы с тобой были так счастливы вдвоем, так глупо счастливы, что наше счастье перебегало дорогу нашему маленькому. Мы должны были ссориться и ругаться, как все. Ах, Гуйгуй, Гуйгуй, почему ты все время молчал? Ты только хмурил брови и выглядел недовольным. Ты не хотел, чтобы я торговала на базаре, не хотел строить новый дом, который действительно принес нам несчастье. Из-за этого дома мы и поссорились по-настоящему, я даже ткнула тебя в лоб палочками… Ху Юйинь все бежала и бежала в темноте. Она как будто стремилась догнать мужа, но он бежал быстрее, и догнать его никак не удавлюсь.

– Гуйгуй, бессовестный, подожди меня, подожди! – громко кричала она. – Мне хочется поговорить с тобой, о многом поговорить, а я еще не сказала тебе самого-самого главного…

За ней тоже кто-то бежал – неизвестно, человек или оборотень, – чьи-то шаги гулко отдавались в темноте. Ху Юйинь не оборачивалась, ей было важнее догнать мужа. Она помнила, что духи ходят бесшумно, значит, за ней гонится человек. Но зачем она ему? У нее уже ничего нет – ничего, кроме бьющегося сердца. Неужели из-за этого сердца ее будут хватать, связывать, таскать на собрания, критиковать? Если бы я была с Гуйгуем, вы не смогли бы меня связать: я перекусила бы вашу веревку зубами, будь она хоть из пальмового волокна…

Ху Юйинь взбежала на кладбищенский холм. Его всегда считали нечистым местом, но сейчас она ничуть не боялась. С древности здесь накопились тысячи могил жителей села: хороших и дурных, умерших своей смертью и погубленных, старых и молодых, мужчин и женщин, попавших в рай или ад. Все они нашли успокоение на этом желтом холме, выбранном по старинным законам геомантии.

– Гуйгуй, где ты? Где ты?

Ветер свистел, луна затаилась – ничего не было ни видно, ни слышно. Кругом лишь чернели могилы.

– Гуйгуй! Где ты? Откликнись, это я, твоя жена!

Ее тонкий, высокий голос прозвучал очень протяжно и печально. Он, казалось, заглушил все остальные звуки в мире, и не только звуки – даже блуждающие зеленые огоньки на могилах вдруг померкли. Ху Юйинь с трудом ковыляла между ними. До сих пор она ни разу не падала, а тут споткнулась и упала в свежевырытую могилу. Она не могла выбраться из нее, да и не очень старалась – не лучше ли остаться здесь навеки?