Виль Липатов - Глухая Мята

– Отвяжись! – вызверивается на него Изюмин. – Ты все это, ты!

Федор отшатывается от него, тихо говорит:

– Он ведь меня против Семенова и Гошки настраивал. Он ведь меня с ними схлестнуть хотел! – удивляется Федор. – Он, выходит, со мной играл, как кошка мышью! Вот что выходит! Ну, Изюмин, ты мне за это ответишь! Ты у меня за это горючими слезами наплачешься! Ты мне на душу, Изюмин, наступил! Ну, готовься, Изюмин! Я тебе покажу рабью кровь!

Рука Федора медленно сгребает рубаху механика, бугрит ее на груди, слышен треск, пальцы скользят по телу, он снова захватывает рубаху, лицом придвигается вплотную к лицу Изюмина.

– Ну, Изюмин, держись! Ты у меня поплачешь!

– Отпусти рубаху! – холодно приказывает механик.

– Сейчас отпущу! Я ее отпущу! – бормочет Титов, а сам сильным и резким движением ударяет Изюмина спиной о стену. – Держись, сволочь!

И тут происходит чго-то непонятное, быстрое, неразличимое: Федор вскрикивает, волчком отскакивает от механика и начинает махать рукой, которая висит, словно переломанная. От боли он неловко и странно сгибается и становится на колени.

– А я ведь мог и сломать руку! – говорит механик, улыбаясь.

И опять происходит непонятное, быстрое.

Федор, вскочив с пола, кидается к столу, хватает бобину, затем делает стремительное движение к механику, затем обратно и кладет на стол бобину так бережно, точно боится разбить ее. Затем он садится на стул, складывает руки на коленях и говорит:

– Вот и все!

А механик медленно, как будто спать укладывается, ложится на лавку, вытягивается и несколько раз дергает ногой. Позади него, на ярко освещенной стене, возникает черное, рваное пятно – кровь. В тишине слышен тяжелый вздох Изюмина. И только сейчас становится понятно, что Федор ударил механика бобиной.

– Ой, мамочки! – шелестит голос Дарьи.

– Вот и все! – повторяет Федор.