Виль Липатов - Игорь Саввович

– Понимаю.

Игорь Саввович тоже сел. Со стороны они, наверное, выглядели странно: сидят два человека на кроватях, глядят прямо перед собой, сосредоточенные, каждый на свой лад взволнованный, отчужденный, потому что разговаривают не от естественного желания общаться, а вынуждены обстоятельствами. Оба чувствовали, что теперь, когда речь повелась о кланах, победителях и побежденных, придется зайти далеко, так далеко, что для объяснений может не хватить короткой летней ночи.

– Скажи, Светлана, тебе на самом деле нравится твоя работа? – спросил Игорь Саввович. – Смешно, конечно, что я спрашиваю об этом на пятом году нашего супружества, но скажи: ты увлечена? Я видел тебя за кафедрой – ты мне показалась настоящей. А так ли это в действительности?

Последнюю фразу Игорь Саввович добавил потому, что по себе знал, как могут быть похожи люди, один из которых истинно увлечен работой, а другой только играет энтузиаста. Например, сам Игорь Саввович на многих людей, в том числе достаточно опытных, производил впечатление увлеченного человека. Постоянные телефонные звонки, папка с документами на столе, думающие нахмуренные брови…

– Я люблю свою работу, – ответила Светлана. – Это сейчас единственное, в чем я абсолютно уверена… Игорь, я знаю, почему ты спрашиваешь об этом.

– Почему?

– Тебе хочется понять, отчего ты ненавидишь свою работу?

«Вот это формулировочка!» – ошеломленно подумал Игорь Саввович. Ненавидишь! Больше года он возглавлял отдел новой техники, пятый год – заместитель главного инженера, и когда же Светлана впервые поняла, что он каждый день идет на работу, как на лобное место? Игорь Саввович Гольцов даже сейчас, когда жизнь его ударила лбом о стенку и заставила с лихорадочной поспешностью разбираться в самом себе, трусливо прятался от мысли, что совершена изначальная непоправимая ошибка. А что может быть страшнее, чем узнать в тридцать лет, что занимаешься не своим делом, ненавидишь то, что занимает в твоей жизни треть суток по времени и властно даже над снами.

– Светлана, послушай, Светлана, – проговорил Игорь Саввович. – Когда ты узнала, что я ненавижу трест и все связанное с ним? И почему молчала?

Дым сигареты от движения воздуха изогнулся, опустившись, окрасился в зеленое, похожее на растрепанную колеблющуюся водоросль.

– Давно, – сказала Светлана. – Но я молчала. Почему? – Она жадно затянулась сигаретой. – Думала, что образуется. Не знала, что предложить взамен. Боялась, наконец… В последнее же время…

– Ну! Продолжай, пожалуйста.

– Последние год или полтора я жила в постоянном страхе за тебя, хотя и сейчас не понимаю, чего боялась… Несчастья? – Игорь Саввович почувствовал, что жена горько усмехнулась. – Несчастье пришло, но это бирюльки перед тем, что с тобой происходило и происходит. Я видела, как тебе плохо, а помочь не могла… Казалось, что ты… Нужное слово трудно подыскать… Мне казалось, что ты погружаешься в сон, теряешь личность, словно у тебя нет имени и фамилии. Ходишь во сне, говоришь во сне, думаешь во сне, ни живой ни мертвый. – Сигарета кончилась, слышалось, как Светлана тушит ее в пепельнице. – Я знаю, ты был у врача. Но тебе неизвестно, что профессор пригласил меня, как только ты ушел от него. У психиатров это принято – разговаривать с близкими родственниками. Профессор со мной беседовал два часа…

– Ты можешь разговаривать без пауз? – сердито спросил Игорь Саввович. – И не выбирай, пожалуйста, выражения. Кстати, не надо прикуривать вторую сигарету.

– Надо! – отозвалась жена. – Происходит давно позабытое: разговорная ночь. – Щелкнула зажигалка. – Профессор беседовал со мной два часа, расхаживал по кабинету, так и не сел до моего ухода, не отвечал на телефонные звонки… К чему это я рассказываю? Да к тому, что ты завел профессора в тупик. Бояндуров сказал: «У вашего мужа, предположительно, наблюдается глубочайшая эндогенная депрессия, но причины ее возникновения непонятны. Странный случай! Нет и намека на малейший внешний фактор, могущий вызвать болезнь… Ваш муж слишком благополучный и процветающий человек, чтобы искать отрицательные эмоции». Я решила тебе не рассказывать о встрече с профессором, хотя из клиники врача трижды звонили, чтобы ты показался Бояндурову. Я промолчала…

– Почему?

– Я боялась тебя, Игорь! Ты был совершенно некоммуникабелен, иронически зол, переполнен пугающей тяжестью. Казалось, ты только и ждешь случая, чтобы наброситься на любого человека… – Снова щелкнула зажигалка, так как сигарета потухла. – Кроме того, я чувствовала себя виноватой в том, что с тобой происходило, и думала, что это я, а не медицина должна помочь тебе. Но я не знала, как помочь…

– Ты говоришь «не знала», «чувствовала» – все о прошлом. А сейчас ты знаешь?

Они сидели на кроватях так, как это делают в больнице во время врачебного обхода не лежащие, но и не ходящие больные. Из чувства почтительности они садятся, выпрямляются, стараются выглядеть бодрыми, прямыми, веселыми, близкими к тому, чтобы встать на ноги.

– Сейчас я догадываюсь, что каким-то образом принесла тебе вред, – сказала Светлана. – Я совершила какой-то неверный поступок. Меня можно прощать, можно не прощать, но поступок – это дело поправимое при любых жертвах. Есть вещи пострашнее! Одна мысль о них может убить. Я не преувеличиваю…

Во время паузы Игорь Саввович раздумывал, что надо все-таки выйти на улицу, при свете молодой луны забросать камнями хрупкие буквы неоновой рекламы «Химчистка». Зазвенит стекло, вспыхнет электрическая молния, выбегут из соседних домов испуганные люди, увидев и поняв, что произошло, счастливо завопят на весь город, подхватят Игоря Саввовича на руки, триумфально понесут вдоль проспекта.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – сказал Игорь Саввович. – Однако ты преувеличиваешь свою вину, если думаешь, что могла мне помочь. Ты бессильна! – Он усмехнулся. – События развивались гармонично, естественно и однозначно. Что-то должно было произойти, и оно произошло! Знаешь что? Дай мне сигарету…

Игорь Саввович неумело прикурил, вернул зажигалку жене, заметив, что она снова обхватила руками колени, сделал то же самое. Он действительно не понимал, что значит «есть вещи пострашнее, одна мысль о которых может убить», но спрашивать Светлану не хотел, чтобы не смешивать ничего в кучу с его странной тяжелой болезнью. Игорь Саввович был удивлен уже тем, что Светлана, оказывается, раньше его заметила неладное. Правда, и он год назад уже подумывал, не болен ли, но всегда находил способы убежать, спрятаться, всячески увильнуть от самого себя, и это продолжалось до тех пор, пока однажды…

– Светлана, – деловито спросил Игорь Савво-вич, – ты не помнишь, когда впервые заметила признаки болезни?