О`Санчес - Суть óстрова

– Мотор подан.

– А…

– Вот она.

– Да я не про пепельницу. Что у нас на обед?

– Закуски, салат, первое, второе, третье и десерт. Не считая напитков. Сам точно не знаю – что, меню пока не составлял. У вас будут пожелания?

– Н-н… Да, будут. Предусмотри на троих. Хочу позвать сына, у меня к нему очень важное дело. Время обычное, между четырьмя и пятью пополудни. Рику я сам позвоню.

– Хорошо.

Пробки, пробки дорожные… Что толку в миллиардах, если не можешь позволить себе ежедневную подземку? Сигорд позволил себе дважды сойти в народ: первый раз с Анджело, второй раз с сыном – очень ему не понравилось давиться в толпе, держась за карманы! Оказывается, он отвык от тесного соседства с человеками и привык к комфорту. А тут ему и на ноги наступили, и в спину пихнули, да не единожды! И смотрели как-то так… Он, видите ли, чересчур дорого одет для подземки – это ему сын объяснил. И что там такого в его одежде? Пальто дорогое, да, но простое, лэйблы отовсюду не торчат. Шарф – обычный шелковый. Штиблеты… Дорогие, да, но кто там в толпе их видит? Наощупь наступают. Дышат, ворочаются, в один бок упрутся, в другой… Сесть и не надейся – посадочные места, небось, по наследству передают! Но ездил ведь когда-то, в подземке, и на трамваях, и в автобусах с троллейбусами – и не роптал. А попозже, в бомжиный период, и общественный транспорт был для него недоступною мечтой: шел себе пехом, не в силах заплатить за проезд, не смея думать, что хорошо одетые граждане позволят ему тереться меж них своими лохмотьями… Кто был нищ – тот не забудет. Моторы, лаковые штиблеты, поклоны со всех сторон… А когда-то… Это когда-то – до сих пор в нем сидит, ногами не выбьешь. Вот почему у него, при всех его миллиардах, нет ни кошки в доме, ни собаки, ни пичужки малой? Все дело в голоде, который навсегда вьелся в его кости, в его биографию, в его память… Давно он обменял его на аппетит, а голода не знает, но до сих пор не путает. Разницу между аппетитом и голодом самым верным образом определяет наличие в доме несъедобных домашних животных, которые в свою очередь, как ни горько это понимать по опыту поколений, не просто маленькие наши друзья, а и съедобные домашние резервы. Простой человек не имеет об этом представления, а Сигорд, во дни былые, не раз и не два заглядывался на упитанных левреток… На крыс пытался охотиться… Об этом стыде никому не расскажешь, так что теперь – ничего и никогда! Не честно было бы заводить зверушку, думая о ней, как о потенциальной… Вот если бы на природе, иметь свой заповедник, где все свободны и веселы… В городе – даже и лимузин с шофером не ограждает тебя от остального муравейника. Сын смеялся, конечно, вспоминая поездку в народ, ругань и толчки, а охранник Анджело – тот испереживался: а ну как босс вообразит, что он плоховато справляется со своими обязанностями? Да чтобы эту толпу отсечь-отпихнуть от сиятельного тела – целая рота телохранителей надобна, и той мало будет, когда толпа в час пик попрет на перроны! Сдержи, попробуй! Сам бы Анджело ни за какие коврижки не поменял бы лимузин с шофером на подземку! Опаздывать Сигорд не любит, видите ли!.. Никто не любит, а всякое бывает, в том числе и пробки. Сиди себе на заднем сидении, спи, телевизор смотри, дела – по телефону решай. Надо будет – Яблонски обед прямо к мотору принесет, в пробку. Неймется старому, опаздывал он… Однако, вроде, не рассердился на то, как Анджело справлялся в метро, и сказал, что впредь в эту вонь и грязь не полезет, лучше в моторе переждет. Это разумно. Анджело коротко глянул в зеркальце – смирно сидит хозяин, глаза прикрыл… Может, дремлет… Но уже и не ерзает, не предлагает подземным транспортом… Эта пробка – не пробка, через минуты три-четыре пересекут они Замковый мост, сразу же налево – и поедут, а не поползут…

– Остановись здесь. Вот что, Энджи, ты припаркуйся где-нибудь тут, развернись, если надо, и жди. Я сказал: жди. Уж наверное, мои слова и я сам – поважнее твоих инструкций, тем более, что нарушать закон, в отличие от инструкций, никто тебя не подталкивает.

– Но господин Сигорд…

– Что? – Сигорд замер с полуоткрытым ртом, словно бы приготовился слушать возражения, глаза кротко устремлены в пространство, чуть вверх и в сторону от Анджело… Не-ет, братишки, все назад и рты задраить: опять старикан не в том настроении, чтобы ему перечить…

– Я все готов сделать как скажете, но район-то больно уж трущобный.

– Я знаю этот район. Кроме того, у меня трубка, я тебя кликну в случае чего: либо позову, либо просто звонком. Если сигнал от меня поступит – немедленно выдвигайся вон туда, за угол, там будет пустырь. На пустыре заброшенный двухэтажный дом. Знаешь, какие до войны еще строили, или даже раньше? Вот, в районе этого дома я и буду. Либо в нем самом, он небольшой, увидишь и сообразишь. Ты понял?

– Да понять-то понял… Вот там, да? – Анджело рукой уточнил направление и Сигорд молча кивнул.

– А… могу я вас просто сопровождать, издалека, в пределах прямой видимости?

– Не советую. Просто жди.

– Я готов. – Анджело покорно рухнул за руль. От судьбы не уйдешь, в любом случае эта работа у него не вечная. Вот только чем и как он будет оправдываться, если со стариком действительно приключится беда? Да Рик его с дерьмом съест! Но подглядывать он все равно не станет, ибо служилый человек знает самую святую истину на свете: нет ничего хуже бездумного выполнения приказов, кроме проявленной инициативы снизу. При всех прочих равных условиях лучше он пострадает за послушание, нежели за самодеятельность.

Сидеть. В трубку добавить громкость и вибровызов, положить ее на приборную панель, «беретту» к пупку поближе – и никакого радио. И сечь, хотя бы вдоль улицы, подступы к углу. Все что он может – он делает. Сигорд ушел, а Анджело остался наблюдать и развлекать себя мысленным составлением рапорта «про эпизод».

Пустырь словно бы осел и ужался за эти годы… Раньше он Сигорду казался огромным, просторным, с высоченными грудами щебня и иного мусора… Да еще сорняки лезли едва ли не по грудь, поверх скудной почвы… Двухэтажный дом с чердаком – тоже воспринимался большим, особенно в сумерках… А сейчас, весенним полднем, пустырь открылся обычным городским пространством, трущобным, кое-где с новой мелкой зеленью, так, невысокие руины посреди забытой свалки. Разве что подъездные пути из песка и глины разворочены множеством колес и гусениц – явно, что грузовая техника елозила на этом месте. Но никаких следов деятельности этой техники Сигорд не обнаружил. Сигорду вспомнилось, как он пришел сюда в прошлый раз, потерянный, разоренный, едва ли не в стельку пьяный, но не от выпивки, а от упавших на его голову несчастий. И до этого, как он жил здесь, бомжевал на чердаке, собирал утиль, пластмассу… Бутылки, ботинки, сумки… Нет, сумки с ботинками были чуть попозже, когда он задышал, помаленечку потихонечку стал возвращать себе человеческий облик. Надо же: а ведь он с тех пор ни разу не выпил! Ни пива, ни вина, ни кофе с коньяком… Даже не пригубил ни разу. Может быть… теперь-то чего бояться? Хорошего виски, к примеру. Не сопьется же он по новой. Да и сопьется – всех денег не пропить, хоть из ванны лакай. Сигорд представил, как он берет в руки тяжеленный стакан, на треть… на четверть наполненный шотландским виски, серебряными щипцами сам кладет туда пару кубиков льда… Все вокруг так и делают, все, кроме него. Они не спиваются, а он, видите ли… Он же не мальчик уже, шесть десятков наменял. Сигорд поймал себя на том, что кадык у него ходит ходуном, а пальцы мелко-мелко трясутся…