Милорад Павич - Шляпа из рыбьей чешуи (с иллюстрациями)

– Cras, eras, semper eras, – повторил он.

– Сон, как и будущее другого человека, можно похитить и украсть. Я тебя научу воровать чужие сны. Даже мои, если захочешь. Сны следует красть во время болезни, и лучше всего, если нездоров и вор, и тот, кого обворовывают. Сядь подле спящего и жди, пока его сон наберет силу. Тут сразу разбуди его поцелуем в губы и утащи вместе с поцелуем недосмотренную половинку его сна, как лиса уносит в зубах украденную курицу. Похищенные сны я запираю в клетку. Когда у меня хорошее настроение, я отпускаю их на волю, как птиц. Среди них есть сны и мужские, и женские. Их можно расслышать… Но твои сны я не держу в клетке. Их я храню в раковине…

– Что такое ты шьешь? – вдруг спросил Аркадий.

На полу были расстелены великолепные одежды самых разных оттенков. Тут были плащи, расшитые красной шерстью, и платья цвета влажной корицы; другие – цвета молодого мха, третьи – раскаленного опала или остывшей крови. Платья, очевидно, не предназначались для самой Микаины. Все они были огромных размеров.

– Это одеяния для нашего дома, – пояснила она. – Я хочу сшить самое дорогое и роскошное убранство для нашего дома… Я знаю, ты меня скоро оставишь. Пока ты еще здесь, пусть наш дом будет лучше всех…

Она смотрела на него в упор и чувствовала, как пробуждается и множится в нем семя от ее взгляда, от движений ее ног, от аромата ее волос. Потом она почувствовала, как его семя бурлит в ней, чтобы зачать дитя женского пола. Он упрекнул ее:

– Не оставляй последний кусок в тарелке, это к бедности!

– А я и хочу быть бедной, – отвечала она.

Аркадий бросил взгляд на бронзовое кольцо с ключом на шее Микаины. Бронза потемнела.

– Что с тобой? Ты больна? – встревожился он. – Ты разве не видишь? Вот уже две ночи я вижу во сне, как что-то перебегает через мою подушку? А ты?

– Да я уже три дня, как умер. Она улыбнулась и стала расчесывать волосы, Пока она заплетала и укладывала косы, он с помощью шила и кусочка угля рисовал на глиняном черепке ее изображение. Волосы у нее на портрете были туго уложены шлемом.

– Я тебя не люблю, Аркадий, – сказала ему она, играя маслиновой веткой, – я люблю другого.

– Кого же?

– Сама не знаю. Я его еще не видела. Только слышала. Он кричит в твоем сне странным, не твоим голосом, и этот голос пугает меня. Несколько ночей тому назад этот голос раздался в час нашей любви. По ночам он призывает меня к себе из твоего тела. Я люблю его, а не тебя. Но ты, если расстанешься со мной, скорее утратишь себя, чем меня.

В ответ Аркадий стал рисовать ее на другой стороне черепка во весь рост, с маслиновой веткой в руке.

Она опечалилась. Заметив это, он посадил ее к себе на колени и стал развлекать, показывая монеты. На одном серебряном сестерции был отчеканен лев, и это означало, что такие деньги имеют хождение близ Сингидунума, где расквартирован четвертый легион Флавия. Он объяснял, в каком месте на монетах обозначается год выпуска, как можно узнать, где сделана монета и какой монетный двор ее пустил в обращение – Siscia [9], Stobi [10]или Viminacium.

Разглядывая быка, оттиснутого на медной денежке – а это был знак принадлежности к седьмому легиону Клавдия, – Микаина задумалась о том, что лев есть вместилище Солнца, а бык – жилище Венеры, и уснула.

Аркадий подождал, пока целая стая ее разогнавшихся снов не свернула на запад, и вырвал один недосмотренный сон поцелуем. Вся в слезах, она проснулась, но он уже успел захватить добычу и теперь ясно видел все.

Во сне Микаины плыли по небу две дивные звучащие нити. Потом появился маленький сундучок. Он открылся, и Аркадий прочел, но не понял оттиснутые золотом на его крышке слова и цифры:

Наутро Микаина спросила его, что он увидел в ее сне, но для него этот сон ничего не значил. Так он и сказал. Затем он открыл дверцы ее клетки и выпустил на волю все сны. И ее сон тоже.

Как только наступила осень, Аркадий объявил:

– Мы жили быстро, и время для нас текло медленно, потому что мы его обгоняли. А теперь мы живем не спеша и наше время плывет все скорее… Хватит бездельничать, Микаина! Собирайся, завтра мы идем в Виминациум.

Он снял со стены деревянный ключ и пошел на базар его продавать. Вернувшись, он застал все одеяния для дома, сшитые Микаиной, натянутыми сверху на их крохотную землянку. Он окликнул ее, но никто не отозвался. Аркадий рванул ткань и шагнул внутрь, но и там никого не было. Он нашел только кольцо с ключом, брошенное на постель. Почуяв беду, Аркадий бросился обратно на рынок, но не мог там найти человека, которому продал деревянный ключ.

Два дня он понапрасну расспрашивал всех и каждого. На третий день кто-то сказал, что человек, купивший деревянный ключ, садился на паром. И что с ним была девушка. Аркадий направился было к реке, но остановился при виде людей, опрометью бежавших ему навстречу. На той стороне Данувиоса к реке спускались толпы варваров, намереваясь ее переплыть. Можно было рассмотреть их лица, их лошадей, собак и захваченных ими женщин. О варварах было известно, что они не знают, что такое вести войну. Они понемножку грабили и жгли, понемножку охотились, понемножку убивали, понемножку спали с женщинами, которых хватали по дороге. Каждый занимался всем этим где попало и когда попало. Воевать против них было бессмысленно. Они врывались всюду, как воды разлившейся реки, и от них можно было только укрыться и переждать, пока они сами уйдут.

Аркадий задержался на берегу еще на один день, сам не зная ради чего. Затем он все-таки решился переправиться на другую сторону и попытаться разыскать Микаину, пусть даже среди варваров. Хотя было известно, что четвертый легион Флавия не станет оборонять эту часть поймы, он все-таки купил себе меч на деньги, вырученные за деревянный ключ. Потом он спустился на берег, чтобы перебраться через реку. Но паром оказался на противоположной стороне. Не успевшие бежать путники стояли рядом с ним по колено в грязи. Все смотрели на север.

Тут они увидели, как на том берегу какой-то всадник погнал своего жеребца к воде и вместе с ним взлетел на стоявший паром. Не сходя с коня, он повел паром вниз по течению прямо к тому месту, где, сжимая в руках меч, стоял Аркадий. Было ясно видно, как течение несет паром с одиноким всадником. Потом стала видна обнаженная сабля, которую варвар держал плашмя над головой своей лошади. Аркадий понял, что всадник переправляет через реку огонь: на поверхности сабли горели семь огоньков. Едва причалив к римскому берегу, варвар не спеша съехал с парома и, пришпорив коня, повел его прямо на собравшихся людей, по-прежнему держа на сабле семь светильников, от которых распространялся сильный запах свиного сала. Подъехав к Аркадию, державшему наготове свой меч, варвар с криком «хоп!» в мгновение ока выдернул саблю из-под свечей, перерубил каждую из них в воздухе пополам и ловко подхватил на саблю, не погасив ни одной.