Елена Сазанович - «Я слушаю, Лина…»

– Линка! Ну же! Проснись, Линка! Послушай! Ты будешь в восторге! Какой я классный стих сочинил!

И он взахлеб принимался за чтение своего очередного сочинения. Я, едва скрывая зевоту, слушала его. И ничего классного не находила. Только помню, мне страшно хотелось спать. Я спала много. И, по-моему, проспала все свое замужество. И своего мужа. А он меня тормошил, будил, тащил на природу. И там пытался рассмешить. Корчил рожи, плясал и дурачился. А я подыскивала подходящий кустик, под которым можно было бы прилечь и прикрыть глаза. И смотрела на него сонным взглядом. И клянчила:

– Ну же! Пошли домой! Мне совсем не смешно.

Я не лгала. Смешного, действительно, было мало.

Рождение мертвого ребенка его тоже рассмешило. Он истерично хохотал, прикрыв ладонями лицо. И между пальцами просачивались слезы. Я силой оторвала его руки от лица. И прошептала сквозь зубы.

– Все что угодно – только не слезы.

Веснушки на его лице потемнели. Он сгорбился. И надвинул на лоб кепку.

– Ты мне родишь ребенка, Лина?

Я отрицательно покачала головой.

– Я больше не буду рожать.

– Ну тогда – пока?

Я пожала плечами:

– Пока.

Он, чуть шатаясь, вышел за дверь. И встретились мы только на разводе. Он уже не закрывал ладонями лицо. На котором вновь сияли крупные веснушки.

И все-таки замужество нельзя было назвать безрассудством. Хотя бы потому, что оно было первым.

Я потом часто встречала своего мужа. Он совершенно не взрослел. И по-прежнему не отличался умом. И по-прежнему сочинял свои бездарные стишки. И читал их на улице. Громко, вслух. Положив перед собой кепку. И от него за километр несло перегаром. Он почему-то был уверен, что поэты должны жить именно так. Кто ему об этом сказал? Видно, так мало он читал хороших поэтов. Но предлагать список литературы с моей стороны было уже поздно. Впрочем, и не было желания.

Один раз я подошла к нему. И он замолк на полуслове. И вытаращился на мой дорогой английский костюм.

– Ну и ну! – причмокнул он языком. И дыхнул на меня. Я невольно поморщилась. И вытащила из кошелька деньги. Он смущенно помялся. Впрочем, недолго. И протянул руку.

– Приходите почаще, – попросил он.

– Я не ответила. Я чувствовала спиной его взгляд. И я не обернулась. Я его не жалела. Я только думала о том, что мое первое и единственное замужество напоминало сон. Впрочем, недаром я все это время так много спала.

Как можно увереннее я распахнула дверь своего шикарного кабинета.

– Салют, Даник!

Даник, вернее Данилов, был моим подчиненным. Шустрым, умненьким, проницательным. Впрочем, с единственным недостатком. Он был законченным бабником. Темперамент его выдавал с ног до головы. И часто напоминал неврастению. У него постоянно что-то валилось из рук. И постоянно что-то терялось. Он был неряшлив до свинства. Но я ему это почему-то прощала. Пожалуй, единственный в мире человек, которому я прощала все его выходки и безобразия. И сама с трудом могла это объяснить. Скорее всего меня подкупало в нем безудержное жизнелюбие. Я так жить не умела. Но иногда мне нравилось это наблюдать со стороны. В Данике было столько жизни, столько чувств, столько желаний. Что он порой сам удивлялся. Видимо, именно поэтому мы и нашли общий язык. Даник был единственным, кто мне еще напоминал, что существует веселая, беззаботная жизнь. А это не так уж и плохо. Я же в свою очередь ему напоминала, что в жизни много места должно быть отведено для серьезных, умных вещей. Он меня ненавязчиво подталкивал вперед. Я его ненавязчиво останавливала. Поэтому мы сработались. И в нашем коллективе представляли собой довольно продуктивную профессиональную парочку.

Сидеть на одном месте Даник не мог ни секунды. Разве что только в моем кресле. Как и сейчас. Когда я его застукала. Важно развалившегося на моем месте. И пускающего дым в потолок. Впрочем, он довольно быстро смирился, что находится в подчинении у бабы. Потому что я была единственной женщиной, которую он обошел, как это ни прискорбно, своим вниманием. Он был всего лишь моим коллегой. Можно – другом. Можно – товарищем. Но никогда – более. Он частенько мне красочно описывал свои любовные приключения. Частенько спрашивал совет. А частенько и вовсе забывал, что перед ним – женщина. А за глаза, я знаю, называл Стариком. Пожалуй, он бы не поверил даже себе, увидев меня рядом с мужчиной. И я иногда даже жалела, что мой служебный роман с Филиппом так и остался большой нераскрытой тайной. Я имела репутацию ценного и честного работника. Но иногда мне этого было мало.

– Салют, Даник! – я уселась на стол. И вытащила сигарету.

– Салют! – как-то непривычно грустно ответил он. И даже вздохнул (вздыхал Даник крайне редко). – Ужасная история, Лина. Правда? Ты видела прокурора? Он постарел лет на двадцать… Мне ужасно его жалко. Смерть ребенка. Да еще в таком возрасте…

– Смерть в любом возрасте, Даник, вещь малоприятная…

Разговор о смерти наводил на Даника такую тоску. Что на этом, пожалуй, он его и решил прервать. По-моему, он вообще не верил, что когда-нибудь умрет. Он легко смирялся, что умирают все на свете. Но только не он. Даник собирался жить вечно. И что бы себя как-то уверить в этом. Он кивнул на окно. И даже слегка улыбнулся. Правда, ради вежливости, приняв слегка виноватый вид. Он словно показывал, что раскаивается, поскольку жить по-другому не может.

– Ну и солнце, Лина. Прямо не вериться, что за окном уйма снега. Последний раз я видел солнышко в октябре.

И он наконец соизволил внимательно на меня посмотреть. И только теперь заметил во мне перемены.

– Ну и ну! – Даник вытаращив глаза оглядывал меня с ног до головы. – А что, такие опять в моду входят?

И он кивнул на мои джинсы.

– Не знаю, Даник. Не знаю. Я никогда не слежу за модой.

Он, кажется, ничего не понял.

– А это здорово! – и он бесцеремонно ощупал мой широкий яркий свитер. – Я, честно говоря, был уверен, что ты…

Он запнулся.

– С сегодняшнего дня я тебе разрешаю называть меня Стариком прямо в глаза.

– Ну, Лина, – он широко улыбнулся своей ослепительной улыбкой. – Ты же знаешь. Старик – это исключительно из чувства глубокого уважения и почтения…

– Ладно, забыто! – я замахала руками и выгнала его со своего кресла. И приняла серьезный вид. – Ну что ознакомился с делом?

Он усмехнулся. И заерзал на стуле.

– Более того, старуха! Я его вычислил!

Я побледнела. И моя рука с сигаретой предательски дрогнула.

– Ну, успокойся. Твой хлеб я отнимать не собираюсь. Я его вычислил чисто формально.

Я успокоилась.

– То есть?

– То есть? Это некий Олег Лиманов. Ее лучший дружок. Такой же подвальный и грязный, как и девчонка…

Даник запнулся. Покраснел. И от неловкости закусил нижнюю губу.