Мигель Сильва - Лопе Де Агирре, князь свободы

С лихвою накричавшись и отпустив немало проклятий, отчалили мы от верфей двадцать шестого сентября, в день святого Сиприано. Отец Энао поясняет, что святой Сиприано был языческим ведуном, милостью божьей обращенным в христианство. За это император Диоклетиан повелел его обезглавить, и поделом, полагаю я. Но зато четвертый день нашего плавания приходится на праздник святого Михаила-архангела, покровителя города Оньяте и моего, Лопе де Агирре, ангела-хранителя. Вот этот святой впрямь ясный и праведный, всегда послушный воле божественного провидения, тебе я вручаю себя, дабы ты защитил меня в превратностях плавания и помог мне избавиться от заклятых врагов моих, нынешних и грядущих.

Еще до отплытия на головы нам обрушилось столько бедствий, будто злокозненный демон обрек нас навеки отчаяться в этой унылой болотистой речной заводи. Самой большой невзгодой было, что растрескались корабли капитана Хуана Корсо. Одиннадцать судов было у нас, и немало поту пролили мы за долгие месяцы, пока их строили. Шесть из них разошлись по швам сразу же, как только их спустили на воду, вода хлынула в щели, деревянные борта рассыпались, что пук соломы, плоскодонки поболтались немного у берега и пошли ко дну. Капитан Хуан Корсо винил во всем и клял долгие месяцы стояния на верфях, пока хищные зверьки вили норы в пустующих трюмах и суда мокли под яростными, как при всемирном потопе, ливнями, а потом прокаливались на прибрежном песке в ожидании дона Педро де Урсуа, который все никак не возвращался. Дабы освятить своим присутствием спуск на воду своего флота, губернатор вышел из шатра, где донья Инес денно и нощно терзает и ублажает ему душу и иные части тела. И по мере того, как плоскодонки одна за другой шли ко дну, твое лицо, дон Педро де Урсуа, становилось из румяного желтым. Страх, что развалится и бригантина, вырвал у тебя такие проклятия и ругательства, какие к лицу лишь кучерам и отступникам, ты даже словесно нагадил на бога, падре Энао от ужаса трижды осенил себя крестом. Еще немного, и ты бы вонзил шпагу в брюхо капитану Хуану Корсо, как сделал бы я на твоем месте, ибо иного этот сукин сын не заслуживал. Ты же удовольствовался тем, что велел заковать его в кандалы, но назавтра освободил и послал без промедления чинить сгнившие корабли. Вот он и мечется теперь, капитан Хуан Корсо, точно буйный помешанный, сталкивает в реку индейцев, заставляя их вылавливать из воды доски, надрывается-кричит на плотников, кузнецов и конопатчиков, весь до ресниц в глине, ночами не смыкает глаз, понукая негров сменять друг друга. Я же, привыкший спать мало, а то и вовсе обходиться без сна, тоже бодрствую ночами, мне забавно смотреть под луною на негров, отлынивающих от дел, и слушать, как в темноте — тататао-тататао — распевает птаха, не дает задремать капитану Хуану Корсо.

И наконец свершилось, как говаривал в Оньяте священник, брат Педро-мученик, наконец в день святого Сиприано нам удалось вырваться из этой позорной трясины. От одиннадцати новеньких судов у нас осталось две бригантины и три плоскодонки, латаных-перелатаных, грозящих того и гляди снова уйти под воду. Взамен же потерянных с нами вышли в плаванье более двух сотен плотов и каноэ. Наши лесорубы свалили самое огромное из виданных нами деревьев и из его ствола вытесали небывалых размеров каноэ, какое еще никогда не бороздило ни одни воды. На столь необычном челне разместился губернатор Педро де Урсуа со своими друзьями и лучшими командирами. Этот разношерстный и многочисленный флот раскинулся от берега до берега, и мой склонный к точности товарищ Педро де Мунгиа ведет счет: 400 испанских солдат, 24 темнокожих адъютанта — негры и мулаты, 600 человек прислуги — индейцы и индианки, кроме того, 14 белых женщин вышли с нами в плаванье (не считая доньи Инес де Атьенса и моей дочки Эльвиры, которые не белые, а метиски). Остальной груз — тюки с одеждой и постелью, кухонная утварь, всевозможное оружие и щиты, бочки с порохом и с вином, гитарные переборы, собачий лай, несчитаные козы и овцы и неизвестно сколько коров и телят, а также 27 лошадей с доброй сбруей, уж этих-то я сосчитал с превеликой точностью.

Самым печальным последствием поломки кораблей, построенных капитаном Хуаном Корсо, было то, что нам пришлось оставить на берегу добрую часть наших пожитков, которые не умещались на плотах и каноэ. Пришлось забить и засолить большую часть скота, который был взят с целью основать фермы на земле обетованной, а также продать индюшек и кур двенадцати остававшимся в Санта-Крус-де-Капоковаре поселенцам и — уж самое бесчеловечное — бросить лошадей. Более ста лошадей топчутся и храпят на берегу без узды и без хозяина. Но как может человек остаться без лошади в здешних местах, где она — лучшая и наиболее полезная его половина? Немало солдат чуть было не решили вовсе отказаться от плаванья, лишь бы не бросать лошадей. Генерал Педро де Урсуа не позволил им это сделать. Одних он убедил, напомнив в красивых выражениях, что сокровища Омагуаса совсем рядом, всего в каком-нибудь месяце пути. Других, которых ничем не убедишь, силой заставили сесть на весла судна, где плыла донья Инес. Вместе с ними греб капитан Хуан Корсо, который все еще горевал над злосчастной участью своих кораблей. На веслах сидел и озлобившийся алькальд Алонсо де Монтойя, которому все было как по сердцу ножом.

Где теперь Гарсиа де Арсе? Что сталось с Хуаном де Варгасом? Три месяца тому, как губернатор Педро де Урсуа отправил их вниз по течению реки. Им было поручено встретить нас с провизией и добрыми вестями в месте, где эта река сливается с другой большой рекой, открытой губернатором Хуаном де Салинасом, которую одни называют Кокама, а другие — Укаяли. Первым отбыл Гарсиа де Арсе с тридцатью людьми, на нескольких каноэ, вытесанных из легкого дерева, и плотах из стволов, связанных крепкими лианами. Следом за ним — Хуан де Варгас с семью десятками людей, по указанию губернатора Урсуа он отправился на одной из двух наших бригантин. Позднее с божьей помощью мы все соединимся: каноэ и плоты Гарсии де Арсе, бригантина Хуана де Варгаса и наш разноперый флот, соединимся у впадения реки Кокамы, которую иные именуют Укаяли.

К случаю вспомнилось мне, что по этим самым или похожим водам, точно так же в поисках продовольствия, послал некогда Гонсало Писарро своего превосходного командира Франсиско де Орельяну. История свидетельствует, что Гонсало Писарро так его больше и не увидел, ибо Орельяна был не просто ловцом черепах, но жаждущим славы первопроходцем. Франсиско Орельяна несколько месяцев без остановки плыл, борясь с течениями и водопадами, покорил самую прекрасную реку в мире и выплыл к морю-океану, овеянному славой, а Гонсало Писарро все ждал его в сельве, забивая лошадей, чтобы хоть немного подкормить свое оголодавшее, оборванное войско. Где теперь Гарсиа де Арсе? Что сталось с Хуаном де Варгасом? Губернатор Педро де Урсуа слепо верит в них, он возвысил Хуана де Варгаса до чина генерал-лейтенанта, Гарсиа де Арсе — его друг и наперсник, облеченный особым доверием. Франсиско Орельяна был еще ближе к Гонсало Писарро и еще более им ценим, полагаю я, однако же и его верность с легкостью потонула в бешеных водах этих безбрежных рек.